Ее бешеные звери - Э. П. Бали

сестра-тигрица чем-то встревожена. Я открываю один глаз, чтобы сфокусироваться на ней. Ее птенец — желтый, как спелый банан, — издает резкий звук, сидя у нее на плече. Единственный волк-аним в нашей стае тут же вскакивает на ноги, и ее зеленый птенец тоже издает резкий звук.

Я распахиваю оба глаза, когда моя тигрица прижимает руку к голове и морщится.

Мой собственный птенец тревожно пищит, после чего все птенцы начинают верещать в унисон.

Тигрица поглаживает свой мягкий округлый живот, и тонкий покров на нем немного сдвигается.

Затем она сгибается пополам и съеживается.

Я чувствую запах крови еще до того, как вижу ее. Моя голова в тревоге вскидывается. Красное просачивается сквозь ее одежду. Четыре неглубоких, но длинных и рваных пореза.

Гори. Гори. Гори.

Они не смогли добраться до меня, поэтому пришли за ней. Я так устала, что они наконец нашли брешь в моей защите.

— О Боже! — кричит моя тигрица. — Ракель! Мне больно! Мне больно!

Но волк здесь ничем не сможет помочь.

Человек во мне кричит, и голова наполняется ее агонией, мое сердце бешено колотится, а ядовитая боль обжигает внутренности.

Оберегать их. Оберегать их. Оберегать их. Оберегать их. Любой ценой.

Я вскакиваю на лапы, и вулкан извергается из клетки в самом основании моего тела.

От моего рева чистой ярости сотрясается сам фундамент пещеры.

Глава 14

Лайл

Я сижу с Титусом, пока он играет в игру на своем ноутбуке. Кажется, ему нравятся гонки, и его пальцы ловко порхают по клавиатуре. Срабатывает мышечная память, накопленная за годы игры в компьютерные игры и PlayStation в подростковом возрасте, и он раздраженно ругается себе под нос.

Титус не особо жизнерадостный тигр, скорее серьезный, задумчивый, что делает его склонным к бешенству, но он отлично прогрессирует.

Я ухмыляюсь, думая о своей новой методике и о том, что он сможет присоединиться к остальным студентам через пару дней, когда что-то сотрясает стены пещеры.

Пальцы Титуса застывают на клавиатуре, и мы оба пытаемся понять, что это такое.

Откуда-то издалека доносится рев львицы, от которого содрогаются все мои кости. Брачная метка на правой стороне шеи обжигает кожу, как новое клеймо. И то, что я слышу его здесь, означает, что за этим стоит толчок значительной силы.

Я вскакиваю на ноги раньше, чем Титус успевает что-то понять, запираю дверь и направляюсь к лифту.

У нас заканчивается трехдневный карантин из-за течек, Дикарь, Коса и Ксандер заперты в отдельных обсидиановых клетках внизу, по их собственной просьбе. Поскольку до заката и снятия ограничений остается еще несколько часов, я единственный, кто идет через территорию к общежитию анимы.

Кристина взволнованно щебечет, когда я открываю общежитие раньше времени, стальные двери поднимаются и исчезают в потолке.

— Здравствуйте, сэр! Рада помочь, сэр! — взволнованно говорит она.

Я не отвечаю ей, потому что в моей крови бушует огонь, а в голове гремят цепи.

Внутри анимы оживленно переговариваются, гадая, кто издал этот мощный рев, но предупреждающий взгляд, которым я обвожу первые два этажа, заставляет их разбежаться по своим комнатам и запереть двери.

Я добираюсь до пещеры Аурелии с сердцем, стучащим, как боевой барабан.

С ней только Минни, Ракель и их трое нимпинов. Аурелия в человеческом обличье стоит на коленях перед Минни, пока тигрица надевает новую блузку, и обнимает Минни за талию, уткнувшись лицом в живот подруги. Ее обнаженное тело покрыто грязью с пола пещеры. Она не мылась четыре недели и пахнет соответствующе, но Минни все равно крепко обнимает ее за голые плечи. Генри встревоженно пищит, нависая над хозяйкой, как наседка над цыпленком.

В воздухе чувствуется слабый запах крови, но беглый осмотр показывает, что на самом деле никто не ранен.

Облегчение. Чистота, прохлада и свет наполняют мои вены при виде ее человеческой формы, очевидно, в здравом уме, очевидно, в полном порядке. Я снова обретаю дыхание.

— Мисс Аквинат, — говорю я, засовывая палец за воротник, чтобы немного ослабить его.

Она поворачивает ко мне лицо, не выпуская Минни из объятий, и я не готов увидеть в ее глазах такую неприкрытую ненависть.

Её оливковая кожа стала пепельно-серой, а под яростными васильковыми глазами залегли глубокие тени. Бледные губы, пересохшие от обезвоживания, раздраженно кривятся.

Несмотря на то, что она выглядит болезненно, я поражен ее дикой, неистовой красотой. Легендарное существо восстало из мертвых. Что она помнит о том времени, что мы провели здесь? О том, как пришла ко мне за утешением? Но у меня такое чувство, что те тихие моменты, когда мы сидели вместе, больше никогда не повторятся.

— У-уходи, — хрипло произносит она. Ее голос звучит сдавленно из-за того, что она давно не говорила, или, возможно, из-за того злобного рева, который она только что издала. Этот рев до сих пор звучит у меня в ушах и будет преследовать меня в темных уголках души долгие годы. Эта бешеная сила. Она пробудила во мне что-то очень нежелательное. Я перевожу взгляд на ее шею, но божественной метки там по-прежнему нет. Шепот разочарования проникает в мой разум, словно яд.

— Уходи, — повторяет она. Боги, сколько чистой ненависти в этом голосе.

Хорошо. Это хорошо.

Я дважды вдыхаю и выдыхаю, ровно и медленно, размеренно, что для меня естественно, ведь я всю жизнь учился абсолютному контролю. Я тщательно очищаю свой разум. Я — заместитель директора. Она — моя ученица. Что бы ни было между ее анимой и мной здесь, в темноте и тишине, теперь все кончено.

И я благодарен за это.

— Мисс Аквинат, — говорю я решительно. — С возвращением. Жду вас завтра утром в столовой на завтрак.

Резко развернувшись, я ухожу.

Глава 15

Аурелия

— В-вот же мудак, — бормочу я, несмотря на то, что вид уходящего от меня Лайла, одного из моих суженых, пробивает в моей груди дыру. Но это просто моя анима томится, как распутная чертовка, какой она и является. Человек во мне знает, что он не имеет права здесь находиться. Ни единого шанса, когда он сыграл важную роль в моем судебном разбирательстве и отправил меня на казнь. Просто взял и передал меня моему отцу!

Моя анима протестует в ответ на эти мысли. Теперь она крадется рядом со мной, готовая снова взять верх, если мне это понадобится. Но она также знает, что мы больше не можем здесь отсиживаться, и до тех пор, пока я снова не посажу ее в клетку, она обещает вести себя хорошо. Теперь мы должны работать вместе.

Генри