Пшеничная вдова - Данила Скит

замка и были это кристаллы кварца. Но глядя на розовато-прозрачные, с небольшим белесым отливом камни Исбэль каждый раз не доверяла этому утверждению и каждый раз пробовала их на вкус в разных местах. Она верила, что однажды встретит среди них настоящий кристалл соли.

Дорвуд любил этот зал и гуляющие в нем ветра. Любовь эту он объяснял своими внушительными размерами, ибо душа его свободно помещалась только в широкие стены. На широком вычурном столе покоились сладкие Теллостокские вина в разноцветном стекле. А там, вдали, веселилось голубое море. Иногда отблески его плясали на стенах солнечными зайчиками.

– Сегодня действительно трезубово утро. Зима скоро закончится, – Исбэль вытянула тонкую шею, будто надеясь, что это предаст убедительности ее словам. Делала она это каждый раз прося пшеницу, и хотя знала, что отец ей не откажет, каждый раз все равно почему-то волновалась, – Ты же дашь мне пшеницу до оттепели?

Лорел уже добрался до дна бокала, поэтому без опаски развел руками.

– Ты разоряешь мою казну почище, чем Блэквуды, – Дорвуд обнял дочь и поцеловал в рыжую макушку. Видимо, не зря она вытягивала шею – отцу не пришлось склоняться слишком низко, – Грядет война. Я не могу дать тебе столько же, сколько и в прошлый раз.

– А сколько можешь? – девушка с надеждой посмотрела отцу в глаза. И отстранилась на четвертом вздохе.

Когда-то отец походил на Лорела, был таким же высоким и стройным, как девушка, но с тех пор, как ему перевалило за пятьдесят весен, стал стремительно превращаться в бочонок. Сладкие персики Теллостоса сделали его рыхлым и самого похожим на большой сладкий персик – такой же наливистый и розовокожий, разве только рыхлую кожицу покрывал не мелкий пушок, а жесткая и блестящая, словно медная проволока, борода.

– Едва ли половину, – ответил Дорвуд, – Едва ли половину… Твоя доброта слепа, как новорожденный котенок, – покачал головой король, погладив выпирающий живот.

– Может, она и слепа… Но слепые, порой, видят глубже. А еще у них хороший слух.

Лорел усмехнулся, но все же промолчал, заткнув рот вином.

– Последние годы крестьяне берут вилы только в поле или покидать навоз, так что есть в твоих словах доля правды, – Дорвуд сделал голос погромче, чтобы до Лорела дошло каждое его слово, – Но отнятое Блэквудами может все изменить. Думаю, неплохо будет их задобрить перед прыжком.

Каждый раз решение это давалось Дорвуду с трудом. Король Дорвуд был не мудрым и не жестоким правителем. Зато слыл хорошим торговцем и еще большим скрягой.

«По ночам он превращается в дракона и чахнет над своими дублонами. У него огромные ноздри и длиннющие усы. И хвост такой, что торчит из самой высокой звездочетной башни», – он знал, что о нем говорят в народе.

Правда, хвост Дорвуда так до сих пор никто и не видел, даже когда шахматные вершины звездочетной освещала самая яркая луна месяца. Красноносые пьяницы в кабаках орали, что вместо живота у короля огромный кошель. Это была самая ходовая байка, потеснившая даже грозность длиннохвостого дракона.

– Может, не нужно и вовсе прыгать? – в голосе Исбэль чувствовалось бесстрашие. Она вновь намеревалась пустить пальчики в решительность отца и запутать его мысли. Даже несмотря на то, что Лорел готов был покусать каждый из них – он рьяно отстаивал точку зрения, с которой заставил себя согласиться, – Блэквуды очень сильные соседи, а с сильными нужно договариваться. Когда зверь зол, не стоит злить его еще сильнее. Наши мечи и вполовину не крепче их стали.

– Девочка моя, каждый день мы теряем корабли, – тяжко вздохнул Дорвуд, – С ними, увы, тонут наши доверие и деньги. Мне не нужны под боком соседи, готовые вонзить кинжал тебе в спину, как только ты отвернешься испить вина.

Еще только заняв трон, Дорвуд решил, что Бернад, как монополист, должен платить двойную пошлину за провоз стали. Мечи, ковши, цепи, щиты, кованые ворота и все, до чего могла дотянуться рука глаэкорского кузнеца весили непомерно, требуя большей подъемности судна. Дорвуд считал, что вполне справедлив. Тогда Бернад впервые назвал его лентяем и нахлебником, а Дорвуд нарек его ворчливым олухом. После семи взаимных обзывательств они остановились на дармоеде и упрямом осле и навсегда перестали заглядывать друг другу на пиры. Блэквуды бы определенно разорились, если бы не были единственными, кто производит лучшую сталь на континенте в невообразимых количествах. А Дорвуд ждал когда это случился, и каждый год расстраивался и уговаривал себя подождать еще немного. Терпение его закончилось, когда Бернад начал топить теллостоские корабли. Дорвуд как никто знал, что договориться с ним не получится.

– Прошли времена, когда нужно слушать и говорить, – еще более тяжко вздохнул Дорвуд и сдвинул брови, смахивающие на две большие гусеницы – Теперь уж только вынимать меч из ножен. У женщин мягкое сердце. В войне они понимают ровно столько же, сколько гусь в яблоках, девочка моя, – не разводя брови, он погладил Исбэль по рыжей макушке и, не дождавшись седьмого вздоха, сам отнял ладонь.

– Гуси любят яблоки. Наверняка, многие из них могут отличить Теллокстоские от Дарканских. Только, наверно, им все равно…

– Не знаю…

Дорвуд не любил животных, а гуси были слишком жирны и вызывали изжогу, чтобы давать им какие-то привилегии.

– Мягкость сердца не защитит корабли и не поднимет наши товары со дна. Боги помогут нам, – сказал он удивительно спокойно.

– У них те же Боги.

– Вот пусть они и рассудят, кто сильнее. А я уже принял решение. Ты моя тихая гавань, Исбэль. Все-таки у сыновей не такое ласковое сердце… не надо примеривать на себя какую-то другую роль. Ты знаешь, я всегда могу передумать. Эх, будь твоя мать жива…

Исбэль поднялась, увлекая за собой кружева и рыжие пряди волос. Нужно было удаляться быстро, пока отец не решил, что пшеница ему все-таки не по карману. Когда он решал попридержать золото, спасая казну от лишних расходов, то, порой, забывал и о своей бесконечной любви к ней.

Когда Исбэль оказалась в проеме двери, Лорел приготовился к прощальной речи и даже задержал на мгновение бокал у своих губ. Исбэль всегда оставляла за собой последнее слово, он просто не мог лишить себя такого удовольствия.

– Часто в войне двух хищников побеждают только падальщики, – поджав алые губки, недовольно проворчала Исбэль и юркнула за дверь.

– Ты слишком много ей позволяешь, – подал голос Лорел, когда дверь захлопнулась, – Можно бояться ножа в спину от врага, но хуже всего, если сделает это совет. Неужели ты не замечаешь, как шепчутся у тебя за спиной?

– Совет защищает интересы страны, –