Все потерянные дочери - Паула Гальего

не доставлял ей таких хлопот, как мы с братьями, — усмехается он. — А отец бы сказал, что наконец-то вырастил настоящего воина.

— Значит, вы как семья, — замечаю я.

— Нет, — отвечает Арлан.

— Да, — одновременно говорит Эмбер и смеётся, глядя на него. — Что-то вроде.

Арлан всё ещё выглядит немного смущённым, щёки пылают, плечи напряжены.

— А… Что ты здесь делаешь, Эмбер?

Именно с этим вопросом всё меняется. Эмбер отходит на шаг и чуть приглаживает одежду. На нём белая рубашка, небрежно расстёгнутая, жилет с изящной серебристой отделкой — ничего военного, кроме меча, висящего у пояса.

— Я прибыл по поручению Девина. Он хочет, чтобы я сопроводил вас в Илу́н.

Я нахмуриваюсь. Арлан тоже выглядит озадаченным.

— Я думал, у нас ещё есть время.

— Я тоже, — поддакиваю.

— Есть ещё новости? Он уже ждёт нас там? — Арлан с тревогой смотрит на меня. — Разве король Девин не знал, что мы должны помогать в восстановлении Эреи?

— Знал, — кивает Эмбер. — В письмах Лире он писал, что у нас есть ещё несколько недель.

— Может, мы что-то неправильно поняли?

Эмбер переводит взгляд с одного на другого, затем проводит рукой по волосам и с виноватой улыбкой произносит:

— Простите… Наверное, мне стоило уточнить, что я прибыл с разрешения Девина, а не по его приказу.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я узнал, что после войны ты не вернёшься в Нуму, — поясняет он. — И услышал, что в конце лета вы отправитесь в Илу́н… И, ну… Я попросил у Девина позволения присоединиться к вам.

Арлан хмурится, но, кажется, я понимаю быстрее него.

— Почему? — спрашиваю.

Эмбер пожимает плечами.

— Подумал, тебе не помешает помощь.

Он просто хотел быть рядом.

Я внимательно смотрю на Арлана, но на его лице — ни тени догадки.

— Зачем? — повторяет он, и в его голосе — почти упрёк.

— Помощь никогда не бывает лишней.

— Я уже бывал в Илу́не, — возражает Арлан. — Я знаю дорогу.

— Я в курсе.

— Да, путь длинный и опасный, но мои люди подготовлены. И я — тоже, — настаивает он, мрачнея.

— Знаю, — спокойно отвечает Эмбер.

Арлан внимательно смотрит на него, всё более раздражённо. Эмбер — всё более нервно.

Я прокашливаюсь.

— Любая помощь кстати, — произношу я с нажимом. — Особенно если путь будет трудным.

Эмбер с заметным облегчением кивает. Арлан выпрямляется, но всё ещё обижен в самое самолюбие.

Бедняга.

— Я устал с дороги, — говорит наконец Эмбер. — Нужно немного устроиться.

— Конечно. Увидимся позже.

— Да, увидимся. — Он поворачивается ко мне. — Приятно было познакомиться, Одетт.

Тон, каким он произносит моё имя, заставляет меня напрячься на секунду. Но его лицо такое доброжелательное, улыбка — безмятежная… наверное, мне просто показалось.

— Мне тоже, Эмбер.

Он прощается с нами и растворяется в толпе, направляющейся ко дворцу, вновь оставляя меня с Арланом наедине.

— Король Девин и правда такой, каким его описывают в слухах? — спрашиваю я.

Арлан понимает, что я имею в виду, даже без пояснений.

— Хуже, — усмехается он, почесывая затылок с выражением лёгкого смущения. — Но он хороший человек. Он устраивает множество праздников, турниров, всяких состязаний, и кажется, будто весь его двор — это одна бесконечная вечеринка… Но он помог мне, когда я нуждался в этом, и я точно знаю, что помогал и другим, не требуя ничего взамен. — Он делает паузу, его взгляд упирается в какую-то точку в темноте. — Он потратил уйму времени, чтобы убедиться, что со мной всё будет хорошо, когда я впервые прибыл ко двору. Время, которое король не должен тратить на кого-то вроде меня.

В его голосе звучит восхищение, перемешанное с чем-то вроде сожаления. Я решаю не настаивать. Просто киваю, погружённая в размышления, и думаю, как подступиться к вопросу, который действительно меня волнует, не вызвав у него шока. Я не знаю, насколько глубоко в нём укоренилась вина или запреты, посеянные Лирами и Львиным Орденом.

— Ты и Эмбер… вы очень близки?

Арлан тут же напрягается, будто его кольнули иглой.

— Да, — отвечает он быстро. — Ну… нет. Не знаю. Просто друзья.

— Понятно.

Он чувствует себя неуютно… теперь ясно.

Я указываю в сторону дворца — на фонарики, музыку и огни.

— Хочешь вернуться? — спрашиваю. Арлан долго смотрит на меня. — Или, может, прогуляемся? — предлагаю я.

— Здесь, на улице, хорошо.

Я улыбаюсь.

Мы остаёмся здесь и продолжаем говорить.

Глава 8

Кириан

С тех пор как я вернулся, мне всё чаще снится один и тот же сон.

Одетт стоит где-то, смотрит на меня тем самым взглядом, который я бы узнал где угодно, и улыбается мне. Но я знаю, что-то не так. Понимаю это задолго до того, как замечает она — до того, как сама атмосфера начинает отражать мои чувства и сгустившийся мрак окутывает сцену. В этом сне из темноты появляются костлявые руки, обтянутые клочьями почерневшей кожи и сухожилий, и медленно тянутся к плечам Одетт сзади, пока она ничего не подозревает. Я кричу. Или, по крайней мере, пытаюсь.

Открываю рот, кажется, будто вонзаюсь в сам воздух лёгкими, а в ответ — тишина. Абсолютная, звенящая тишина.

И тогда я срываюсь с места, бегу к ней, но те костлявые руки уже сомкнулись у неё на плечах. Я не успеваю добежать — слишком поздно. Она кричит. Её голос слышен — в отличие от моего. Его слышно до боли. До самого сердца.

И он остаётся там, даже когда я просыпаюсь. Потому что он становится всё громче в тот момент, когда из теней выходит фигура — сгорбленная, закутанная в лохмотья, с пустым черепом и чудовищными рогами, словно с венцом тьмы. Она обнимает Одетт своими мертвенными руками.

И прежде чем я успеваю проснуться, эти пустые глаза вгрызаются в меня из самой глубины кошмара. И голос, сотканный из самой сути мира, произносит:

«Ты просил, чтобы я забрал тебя вместо неё. А потом сбежал».

Я просыпаюсь с рывком, с именем Эрио на губах. На губах, готовых вымолвить мольбу, которую теперь уже никто не услышит.

Проходит несколько мгновений, прежде чем я снова узнаю пространство — простыни под телом, воздух с лёгким ароматом очага и свежих лилий, кровать, в которую я рухнул вчера ночью, обессилевший после того, как любил её.

Одетт лежит на животе, закутанная в одеяло. Её обнажённая спина медленно поднимается и опускается с каждым вдохом. Два тёмных браслета обвивают её руки. Мне кажется — или, может быть, я действительно это вижу, — будто чернильные узоры на её коже слегка движутся. Как будто линии сплетаются между собой, скользят по загорелой от эрейского солнца