Все потерянные дочери - Паула Гальего

жестокой… или обладала стратегическим прагматизмом Эдит, наверное, смогла бы вытащить из меня всё, что хотела. Но она добрая. Она — чистая. И она жалеет меня.

Так что мы остаёмся в молчании. И она не заставляет меня произнести то, с чем я пока не готова столкнуться вслух.

ПОЖИРАТЕЛЬ ЛЖИ

В одну особенно тёмную ночь я наблюдаю за девушкой, что осмелилась бросить вызов самим богам — из тени, которую она же и сотворила.

Её тело едва справляется с тем, чтобы удержать силу, такую юную и новую, а теперь ещё и… иную. Она исходит из её пор и её души, из склеенных осколков, из каждого обрывка, который она соткала и вновь распустила, пока не стала той, кем является сейчас.

— Опасное создание, — произносит голос, нарушая моё созерцание, и все мои тени напрягаются, как заострённые копья.

Мне в ответ смотрит пара жёлтых глаз — безумных и сияющих, как солнце, на лисьей морде.

— Слишком темно, чтобы разгуливать по ночам, Азери, — предостерегаю я.

Бог не двигается с места, но я знаю — он боится. В прошлую нашу встречу он убегал, поджав хвост. Остался без ужина по моей вине, а мальчик Кириан и его младшие сёстры выжили.

История пошла бы иначе, если бы не этот глупый лис, неустанно ставящий свои голодные инстинкты выше всего остального.

— Твоя маленькая подопечная тоже к этому приложила руку, — замечает он, но не смотрит ни на неё, ни на огни, что парят теперь в небесах. Люди празднуют, ничего не подозревая о том, что происходит в их лесу. Но если бы кто-то из них подошёл ближе и обернулся… полагаю, он бы уже никогда не оправился от увиденного.

— Прекрати за ней следить, — оскаливаюсь я.

— Почему? — усмехается он.

Одного движения моей головы достаточно, чтобы Азери сделал шаг назад, но упрямец не уходит. Он остаётся — почему-то, что мне пока неясно.

— Ты знаешь самые тёмные тайны смертных. И знаешь, чем тебе грозит нарушить мои границы.

— Не злись, — мурлычет он, но я чувствую страх, что просачивается из него, как яд. Он не может скрыть его. — Я не хочу тебя раздражать. Мне просто любопытно, зачем ты всё это затеял. Зачем снова нарушил правила — после того, что произошло в прошлый раз?

Я поднимаю морду и указываю ей — на Одетт, что сидит, скрытая в тенях.

— Она и есть последствие того, что произошло тогда. Вся её родня — это последствие. — Я делаю паузу. — Люди сильные, смелые и наделённые такой мощью, что способны сразить тех, кто некогда убивал даже нас.

— Да, сильные. Но также порочные, — добавляет он. — Жалкие. Эгоистичные, временами.

— Твои любимчики, верно?

Азери решается сдвинуться. Его лисья фигура скользит среди теней, огибая клочья тьмы, будто те — колючие заросли. Он едва улыбается. Полуулыбка хищника, которому представили роскошное блюдо — ложь, обман, фальшь.

Предполагаю, Одетт ещё совсем недавно была бы для него лакомством.

— Почему ты снова выводишь их из себя, Гауэко?

— Их? — переспрашиваю я. — А как же ты? Разве тебя не раздражает, когда нарушают правила? — Я намеренно провоцирую его.

— Мне? Честно? Всё равно, — отвечает он, и я знаю — это правда. — Хочешь вернуть смертного? Да ради бога, он всё равно сдохнет через пару десятков лет. Хочешь дать силу человеческой женщине? Пусть наслаждается, пока может. Всё равно не надолго.

Я усмехаюсь, и он хмурится — потому что не понимает. Для него всё действительно так просто. Именно поэтому ему никогда не было трудно принести в жертву людей, семьи, целые деревни… поколение за поколением ведьм, если это обеспечивало ему вкусную добычу.

— Для вас они — ничто, верно? Пара десятков лет… какая мелочь.

— А для тебя разве иначе? — парирует он, и в его голосе ощущается кислотный привкус его магии. Его влияние скользит в тишине ночи, медленно, лениво, но ощутимо.

Лгать в его присутствии сложно. Даже мне.

Но правда никогда меня не пугала. Он это знает.

— Спроси, что хочешь, и убирайся. Или останься — и узнай, нарушу ли я сегодня законы крови, что сдерживают наших.

Мои клыки сверкают в темноте — как серебро при свете луны.

Шерсть на спине Азери встаёт дыбом.

— Что происходит… или что должно произойти? Если будет война, я хочу знать.

— А с чего ты взял, что я должен тебе это рассказывать?

— Потому что я поддержу тебя, когда настанет момент.

Я смотрю на него в упор, и лис не улыбается. Он, как и я, не может произносить ложь — но он умеет рассказывать истории. Между его словами слишком много пространства. Да, правда, он бы поддержал меня… но, возможно, всего лишь в одном бою, в одном решении. Потом его верность могла бы сменить сторону. А может, она с самого начала принадлежит сразу нескольким.

Я тяжело вздыхаю.

— Успокойся, лис. Я не собираюсь развязывать войну против своих братьев.

— А тогда против кого? — настаивает он, и в голосе звучит хищная проницательность.

Мне кажется, он уже догадывается. Что-то в его сущности, как пожирателя лжи, чует мои намерения. Возможно, мне и стоит рассказать ему. В конце концов, наши судьбы переплелись на той горе, полной чудовищ.

— Ну что ж… подойди ближе. Требуй ответы снова. Давай узнаем, действительно ли твоя бессмертная жизнь стоит мне войны с моими братьями.

Но не сегодня. Сегодня я не хочу говорить.

Азери опускает морду, делает шаг назад и злобно рычит, но уходит.

Я остаюсь один в лесу. Лишь Одетт всё ещё рядом. На мгновение она поворачивает голову в мою сторону, в темноту. Её глаза словно находят меня — но я знаю, что увидеть меня она не может.

Она отворачивается, глядит на дворец Эреи и обнимает себя, вздрогнув.

И всё же… возможно, она и правда что-то почувствовала.

Глава 7

Одетт

Я отошла довольно далеко от дворца. Настолько, чтобы отсюда любоваться им целиком: башнями и балконами, изящными балюстрадами и большими окнами залов на первом этаже.

Я продолжаю удерживать в небе светящиеся огоньки без усилия. Почти не чувствую, как магия покидает меня — разве что лёгким отдалённым шорохом, едва уловимым покалыванием где-то внутри.

Несмотря на расстояние, я всё же не одна. Много людей ушли подальше от центра праздника, спасаясь от душных залов, переполненных балконов и шумных садов, где дети носятся друг за другом. Те, кто искал тишину, как и я, прогуливаются между клумбами и молодыми деревцами или присели на низкие каменные бордюры, обозначающие границы.

Я устроилась на каменных