Моя навеки, сквозь века - Марина Повалей

Только та незамутнённая, шальная ярость его барышни, заставила его чуть остановиться, приглядеться.

— Кто вы? — спросила Сытова в лоб, заподозрив неладное, а была бы дурой, не стояла бы над хором, да киоск не держала.

— Человек, волей случая имевший счастье свести знакомство с вами, — он рывком ослабил шейный платок, шагнул к девчонке. — А так же, человек, не терпящий несправедливости. Ты не хочешь идти туда?

Последнее он уже адресовал девчонке, что вызывала в нём чувства скорее отеческие. Её бы укутать, да супа ей дать горячего, чтобы бросила трястись.

Она помотала головой, слёзы брызнули из глаз – что плотину прорвало.

— Александра Ивановна, вы – прекрасная, умная, состоятельная женщина. Отпустите девочку, не заставляйте. Верните тому человеку деньги, любая другая рада будет с ним пойти…

— Это не ваше дело? — словно спросила, сузив глаза.

— Не моё, вы правы, — Василий склонил в покаянии голову, приложил руку к груди. — Только, будь она немного младше – годилась бы мне в дочери. К тому же, мне с трудом верится, что такая женщина как вы, сразившая меня с первого взгляда, может принуждать живое существо.

Сытова молчала.

Плохо. Очень плохо. Потому как Дина Духовская – лишь маленькая ступенька, чтобы подобраться к этой акуле, ну или страховка, если бы не удалось устроить “случайное знакомство” пришлось бы выуживать нужные сведения из певички. А знает певичка не много.

Если сейчас не ответит, придётся идти ва-банк.

На счастье, на горизонте появился официант с цветами. Он торопился, и не зря – в руках он нёс большую, во всю грудь, охапку красных роз. Лавируя между гостями, он подоспел, когда смотрительница женского хора открыла рот, но увидав цветы, протянутые капитаном, глаза её распахнулись.

— Когда же вы успели? — она отпустила костлявую девчоночью руку, зарываясь лицом в бутоны. — Или наше знакомство подстроено?

— Конечно подстроено, — он взял в свою руку её пухленькие пальчики, — самой судьбой. Кстати о знакомстве! Позвольте представиться, хоть и запоздало: Василий Александрович Слепов, тобольский, первой гильдии купец, — отрекомендовался, проследив, как испаряется смышлёная девчонка.

— Александра Ивановна Сытова, содержательница хора в Аквариуме, а в скором времени, директриса собственного театра в Москве, — она не могла говорить такое спокойно. Видно было, что женщина просто расплывается от счастья, говоря последнее.

Вот оно!

— Как московского?

Она красиво, хорошо поставлено рассмеялась.

— Будете скучать? — словно щенка, Сытова потрепала его по щеке.

— Я уже скучаю, — он потянулся за её рукой, чуть прикрыв глаза. А когда открыл, глянул в упор.

Сытова чуть покраснела, облизала пухлые, напомаженные губы.

— Пойдёмте в мой кабинет, — рука её снова потянулась к его щеке, провела, задержалась. Явно наслаждалась осязанием чуть проросшей щетины.

Она задышала чаще.

Василий не стал ждать.

У официанта он взял ещё бутылку игристого и отправился в кабинет, спиной чувствуя горящий взгляд холодных глаз.

Что делать теперь…

Поначалу план был прост: выйти на Сытову, соблазнить эту лярву, и разговорить. Не сразу, конечно, нужно было бы покрутить с ней романы, притворяясь недалёким провинциальным купчишкой… Ничего особенного.

Тем более, что та старше Василия всего-то лет на десять, а женщины её склада в таком возрасте, до мужчины охочие.

Тем более, до молодого и ладно слажённого – такому они и приплачивать готовы. А когда платит он – немного усилий и сдувает ветром всю хитрость и рассчётливость.

Добавить ласки и заботы – остаётся только женщина. И всё, что есть у ней внутри, обращено будет лишь на одного мужчину.

Выложит всё, как миленькая!

Тем более, что Александра Ивановна – женщина что надо. В самом соку, не обременённая великосветской моралью и тем же кокетством. И дело это виделось Василию вовсе не занудством Герасимова (3), как обычно, а очень даже заманчивым предприятием.

— Что за дар у вас такой… — поворот ключа в замке, Слепцов почти что уселся на стол, медленно ослабляя узел платка ещё сильнее. — Вы говорите, а все вам подчиняются… — она развернулась от двери и замерла, демонстративно просовывая ключ промеж грудей. Эта женщина знает, чего она хочет, и не стесняется своих желаний. А недавно получив большие деньги, больше не хочет выпрашивать, только брать. — Стать, молодость, деньги… — сделав шаг, она замерла, потянулась к бедру и рывком вытащила из-под платья почти что игрушечный дерринджер (4). — Кто вы и что вам от меня нужно?

Ух, какая серьёзная. Просто-таки устрашающая!

Слепцов не сдвинулся с места.

Вальяжно потянулся к оставленной на столе бутылке и в молчании стал отвинчивать пробку.

— То есть вариант, что вы мне интересны, как женщина, вас не устраивает?

— Баста играть! Вы могли бы выбрать любую, и не девку из кардебалета, а хоть бы вот ту барышню, но прицепились ко мне. Отвечайте, что вам нужно!

Пробка стрельнула в потолок, пена пролилась на вытоптанный ковёр, Василий сделал глоток из горла. Со стуком вернул бутылку на стол. Встал, и двинулся к амазонке.

Подойдя вплотную несколько секунд он смотрел в глаза, полные отчаяния, страха и… надежды. Мольбы, желания оказаться неправой.

Штабс-капитан гвардии его Императорского величества не отказывает женщине.

Тем более, когда женщина так его просит.

Одним рывком он разорвал вдоль платье на Сытовой. Обхватил руками её груди, с сосками, что просвечивались сквозь тонкий неглиже.

— Меня никогда не привлекали молоденькие дурочки… — он сжал её тело на грани боли и удовольствия, выбивая сладкий стон, — что сами не знают, чего хотят. Врут, неумело жеманничают, фальшиво кокетничают, — он приблизился лицом к её лицу, ловя взгляд с поволокой, — другое дело – женщина, умеющая дарить удовольствие и знающая, как его доставить, — рука его скользнула вниз, на женское бедро, обещая, но не давая. Левой рукой он продолжал мять здесь, наверху. — Каких ещё признаний вы хотите?

Почти что подхватил её на руки и развернул лицом к стене, вжал, не заботясь, что Сытова могла удариться, рукой схватил её руку с пистолетом, другую устроил на ягодицах, с силой вжимаясь в неё пахом.

— Возможно, таких? — он стукнулся и отстранился, под протяжный скулёж. Повторил манёвр. — Или таких, — прижался снова и на этот раз задержался, трясь