Моя навеки, сквозь века - Марина Повалей

Слух отметил, что за тонкой перегородкой кабинета утихла музыка, зазвучал голос антрепренера – объявляет фокусы. Взглядом спросил стоящего у входа призрака – тот помотал головой, отрицая.

Одной рукой Василий пьяно, расхлябисто задрал девке платье, поглаживая ляжку, другой придвинул ей шоколадные конфеты.

— Талантливая! Вся столица должна тебе рукоплескать! Звезда! Да что столица! – Париж!

— Вяльцева нынче в Париже… ей французы кланяются… — Слепцов усадил её повыше, давая почувствовать падкой на лесть Дине, насколько она прекрасна и желанна.

Та заёрзала, нисколько не смутившись, потянулась к брюкам ряженого купца.

— Царица моя! — он перехватил её руку, — не здесь, — на секунду она, пожалуй, протрезвела, глянула обиженно. Василий поспешил заверить: — самая прекрасная артистка столицы достойна лучшего!

— Куда уж лучше, — хохотнула певичка, хлебнув из бокала, украдкой стрельнув взглядом на букет от Эйлерса (2), стоящий в отдалении, в хрустальной вазе.

— В собственный дом! — девка захлебнулась игристым, принялась кашлять. — Это сперва, щас дельце одно обстряпаем с компаньоном, и сразу куплю тебе дом, моя прелесть. На Невском!

— На Невском? — шёпотом переспросила Дина, растеряв всю негу. — Что за дело?

Слепцов, словно увидел воочию, как в маленьком мозгу её зашевелились сосудики, силясь подсчитать, и цифры в больших, почти что чёрных глазах.

— Или на Большой Морской? Куда пальчик твой, незабвенный укажет, там и станем жить… — штабс-капитан принялся заливаться соловьём, о том как славно они заживут, когда поженятся, сейчас вот, только денег купцы поднимут, дело сделают… А о мужских делах ей, богине и царице, знать не надобно… если только то, что знакомство ему надобно свести. Он ведь, Василий, сам сибиряк, золотодобытчик, а в столице ему нужен кто-то, кто в министерство вхож…

Призрак замахал руками, и фальшивый купец, не теряя опьянения, прильнул к Дининой руке, извиняясь, что надобно ему отлучиться. Улитин тут же завёл цыганскую песню, вовлекая Дину, не давая той кинуться за покровителем, коего девка уже считала своим, как и дом на Невском.

И размышляла, силилась размыслить, как же ей свести такое знакомство, дабы поскорее в свой новый дом въехать хозяйкой. И с собственной горничной, и поваром, и человеком таким, лакеем, который двери будет открывать, да к аппарату её звать, когда из театров станут звонить…

Хлопок двери, взгляд, брошенный вскользь, но мгновенно оценивший весь этаж, два шага, и Василий буквально нос к носу сталкивается с женщиной.

Уже немолодая, но хорошо сохранившаяся дама, буквально упала в руки штабс-капитану.

— Прошу меня простить, — Василий глядел не отрываясь в покрытое пудрой лицо. Неприкрыто любуясь, наслаждаясь.

Взгляд Сытовой же за мгновение оценил и фрак гостя, и бриллиантовую булавку, да и стать, и выправку, что не всегда в этом месте соседствуют с богатством. Особенно приглянулась ей чистота лица – отсутствие бороды и даже усов.

Слепцов глядел, хоть и видел другие глаза, в которые бы не посмел никогда выказать такую наглость, как открытое разглядывание.

— Я… признаться… мне…

— Что же вы? — пропела госпожа содержательница цыганского хора и цветочного киоска, словно скрипка зазвучала.

— Не ждал, что… простите, сударыня. Могу ли я загладить свою вину, угостив вас? Мы с компаньоном нынче в кабинете отужинать заказали. Осчастливьте нас своей компанией?

— Отчего же не осчастливить такого милого человека? — она зарделась против воли. Несмотря на старания, тот век, что звали её в кабинеты наперебой, минул давно.

Слепцов разжал руки, но не до конца. Аккурат так, чтобы птичка свободу почуяла, а женщина внутри силу чувствовала, мужчину за спиной.

Он взялся за ручку двери, как спутницу его окликнули:

— Александра Иванна! Александра Иванна! — запыхавшись подбежала сильно накрашенная лицом танцорка.

Сытова неприязненно дёрнулась:

— Галя, не теперь! — и отвернулась.

— Александра Иванна! Никак без вас! Простите-помогите! Настька упирается! Идти никак не хочет!

— Леонида к ней справь, и баста! Пойдёмте…

— Не пойдёт она, как есть не пойдёт! Порешить себя грозится, Александра Иванна, — Галя уже не стеснялась подхныкивать. Да так виртуозно, что подведённые глаза её оставались нетронутыми.

— Я могу вам помочь? Какие-то проблемы? — Слепцов окутал своей пятернёй пухленькую ладошку Сытовой, притянул её к губам.

Сожаление мелькнуло в глазах стареющей красотки.

— Мне, милый, на минуточку требуется отлучиться. И я вернусь.

— Играете? — Василий нынче – что студент влюблённый. Вид одинаково придурковатый.

— Ни в коей мере…

— С вами пойду, сопровожу. Да чтобы бунтарка ваша на вас не вздумала кидаться прослежу.

Она не смогла возразить.

Пока проходили вдоль стены, минуя расставленные столы, рука штабс-капитана твёрдо держала женскую ладонь, что уже маслом растекалась внутри. Он чуть тронул большим пальцем женское запястье, на что получил взгляд, полный огня высокомерной красоты. Так могла бы смотреть великая княжна, что сподобилась лаской осчастливить нищего гвардейца. Никак не меньше.

Василий уже подумал, что дело может оказаться куда легче, чем ему виделось, подходя к кабинету, он кликнул официанта.

Сытова скрылась за дверью, а он распорядился о букете, склонившись к уху молодого пройдохи. Тот быстро закивал, схватив всё на лету.

Ассигнация перекочевала из бумажника Василия в нагрудный карман молодчика.

Спина, затянутая во фрак удалялась, Слепцов взялся за ручку двери, не слишком интересуясь местной публикой, как застыл, что громом поражённый.

Через два стола от него, глядя в упор, сидела Алиса.

Та самая Алиса Кос, что восемь дней, как подменённой стала. Чурается его, тот единственный раз, что удалось ему перехватить её, пока бежала она от своего преподавания до дому, ни на мгновение не замедлила шага, да говорить с ним не пожелала.

“Здравствуйте” — всё, чего смог он тогда от неё добиться. Как ни пытался он завести разговор, а задача та была не из простых, когда жила она через дом от своей конторки.

Только благодаря неживым знал он, что в порядке у неё всё. Что всё своим чередом: ученики, устройство на курсах, да скандалы дома.

И вот сейчас, сидит она, словно белая ворона. Среди разряженных вдов, актрис, да скучающих жён, как белое пятно, сияет светлой головой, сзади неё, у стены, торшер стоит, светит ей прямо в спину, отчего видны все волоски, выбившиеся из уставшей за день скрученной в жгут косы.

Никакой это не нимб! Не может быть нимба у той, которая в такое место