Воля владыки. У твоих ног - Рия Радовская

Глава 8

Лин проснулась от голода. До того она несколько раз оказывалась на грани сна и яви — от чьих-то слишком громких голосов, бьющего в глаза солнечного света, тревожащих запахов. Но усталость была сильней. Лин кутала голову в одеяло, прикрывалась подушкой и засыпала снова. Теперь же вокруг было тихо, устроенный ею кокон из одеял защищал глаза, а живот подводило почти до боли.

Сначала, толком еще не проснувшись, она попыталась вспомнить, есть ли в доме хоть что-то съедобное. Вроде бы до того, как спуститься в трущобы, закинула в холодильник несколько пакетов быстрого приготовления? Но мысль о трущобах словно открыла запертые до поры шлюзы, и на Лин обрушились воспоминания: Кипящие камни, стеклянное полотно водопада, крыши, стена, черные глаза и резкий, густой запах владыки Асира, осмотр, казармы, профессор, пыточная, Дикая, острое желание завыть, комната без дверей… Отсутствие дверей добило окончательно, что было дальше, Лин не помнила. Наверное, ничего хорошего: бегло оценив свое состояние, она отметила тянущую боль в мышцах, какая бывает от чрезмерных нагрузок, саднящее горло, разлитую от висков до затылка головную боль и категорическое нежелание вставать или даже шевелиться.

Откинув одеяло, Лин осмотрелась. Кровать стояла у боковой стены, так что первым в глаза бросился не издевательски голый дверной проем, а шкаф у стены напротив — тоже отчего-то без дверок. В шкафу висели рубахи, шаровары, лифы, короткие жилетки и длинные халаты, узорчатые и кружевные накидки, шарфы, платки. Переливались мягким блеском шелка, вспыхивали искрами драгоценные камни. Что ж, по крайней мере, не придется снова надевать вчерашний синий наряд, насквозь пропитавшийся вонью казарм и пыточной.

Слегка повернув голову, Лин посмотрела в широкое окно. Там густо цвел жасмин, высокий, раскидистый, напрочь заслонявший обзор.

В углу между окном и шкафом стоял умывальный столик, и Лин, вздохнув, села, спустила с кровати ноги и попыталась уговорить себя подняться. Плевать, что все болит и хочется лежать-лежать-лежать. Голод сильнее. А еще надо найти, где здесь все то, что в родном мире стыдливо называют «места индивидуального пользования».

— Тук-тук. Проснулась? — в проем заглянула анха, хорошенькая, будто с картинки: огромные прозрачно-голубые глаза сияли, кудрявые, длинные, ослепительно-золотые волосы укрывали ее будто плащ. А под этим плащом… больше всего одеяние напоминало прозрачный кружевной халат. Нежно-бежевые шаровары тоже оказались почти прозрачными. Зачем нужна одежда, которой все равно что нет⁈ Да ее собственные волосы прикрывают больше, чем… чем вот это!

Анха улыбнулась, вспыхнули ямочки на нежных щеках — и вошла. Торопливо вскинула руки:

— Я не стану мешать. Просто Лалии недосуг, так что она послала меня — показать тебе все, помочь, если что-то понадобится. Я Сальма.

— Сальма, — повторила Лин. — Прекрасно. Выйди, Сальма, и подожди там. Спиной ко мне.

Та звонко рассмеялась, будто Лин сказала что-то очень забавное, и исчезла.

— Позови, как будешь готова, — донеслось снаружи.

— Очень смешно, — прошипела Лин, направляясь к умывальнику. Настроение, и без того невеселое, стремительно падало к отметке «отвратительно»: вчера она еще могла прикрываться от шокирующей действительности работой, но сегодня старшего агента Линтариену окончательно сменит личная анха владыки. Что с этим делать, как жить, Лин пока не представляла.

Вода оказалась теплой, комфортной, и это стало причиной еще одного приступа раздражения — она привыкла умываться холодной. Мягкое полотенце касалось лица нежно, почти невесомо. Лин скомкала его, швырнула на пол: бесполезная тряпка. Похоже, анхи в серале владыки считались нежнейшими созданиями вроде оранжерейных мимоз — ткни пальцем, и увянут.

Синего в шкафу не было. Были все оттенки рыжего, от светло-песочного до оранжевого, терракотового и цвета спелого каштана. Бордовый, темно-алый, густо-малиновый. Темная зелень, от бутылочной до почти черной. И белый, много белого. «Все анхи владыки носят что-нибудь белое», — вспомнила Лин. Интересно, а если она не наденет ни одной белой вещи? Пожалуй, лучше не проверять.

Белая рубашка, темно-зеленые шаровары, жилет на пару тонов светлее — она перерыла весь шкаф, но все же нашла более-менее нормальные, то есть почти непрозрачные вещи. Мерзкие тапки без задников — их здесь стояло, кажется, под каждый цвет, Лин взяла самые темные из зеленых. Камни, вышивка, ласкающее ощущение шелка на коже. Как будто она не агент охранки, а светская проститутка, охотница за кродахами.

— Сальма! — окликнула Лин. — Туалет, завтрак, кофе. Потом — что здесь где.

— О, отлично, я тоже выпью! — обрадовалась тут же появившаяся анха и сразу сморщила нос. — Только не кофе. Идем. Ну, тут ты уже была, — она обвела рукой огромный светлый зал, в который, кажется, выходили комнаты всех анх, располагавшиеся по кругу. В центре зала бил фонтан, мягко шелестели струи. Вокруг расстилались ковры, стояли столики и кресла, от разноцветных, небрежно разбросанных по полу подушек рябило в глазах. На куполообразном своде над головой не было свободного места: густые росписи, орнаменты, птицы и невиданные звери. — Это общая комната. Вон там, — указала на одну из дверей, — выход в сад и лестница наверх, потом покажу. А сейчас, — она провела Лин к другой двери, — тебе сюда: купальни, комнаты для личных нужд и все необходимое, чтобы привести себя в порядок. Иди, а я пока распоряжусь насчет завтрака. Ты что любишь? Фрукты, сладости, выпечку?

— Еду, — буркнула Лин. — Откуда я знаю, чем здесь кормят? Сытное что-нибудь. Сладкого не надо. — И, не дожидаясь ответа, сбежала в «комнату для личных нужд».

Когда вернулась, Сальма ждала, сидя на подушке перед низеньким столом, заставленным всяческой снедью. Лоснились на блюде желтые бока груш и тугие темно-синие грозди винограда. Белело в стеклянном кувшине молоко, поднимался пар над поджаристыми золотистыми кусочками хлеба. Тонкие, почти прозрачные ломтики сыра стыдливо желтели из-за тарелки с омлетом и толстыми колбасками. Лин оглядела все это великолепие, села напротив Сальмы, придвинула к себе омлет и колбаски, налила молока в пузатый, расписанный цветками граната бокал, в три слоя уложила на хлеб сыр. Сальма, скромно отрезавшая серебряным ножичком дольку груши, округлила глаза, хотела, кажется, что-то сказать, но Лин успела первой:

— Это здесь называется «сытно»?

— Это здесь называется «плотный завтрак для изголодавшихся анх», — улыбнулась Сальма. — Я столько даже на обед не съем. Но если не наешься, можно попросить еще. За той дверью, — она показала ножом, — евнухи и слуги. Если ты чего-то хочешь, в любое время дня и ночи, просто скажи им.

Лин кивнула: это