Злодейка, приручившая Дракона - Аматариэль Джулианна Кортес

Прошла еще неделя. Мое плечо заживало, оставляя после себя уродливый, но честный шрам. Я уже могла свободно передвигаться по комнате и даже выходить в небольшой внутренний двор крепости, чтобы подышать свежим горным воздухом. Кай по-прежнему избегал меня, но его незримое присутствие ощущалось во всем: в смене повязок, которые каждое утро появлялись на столике у моей кровати, в калорийной пище, которую мне приносили, в дополнительном полене, подброшенном в камин прохладной ночью.

В один из таких дней я стояла во дворе, прислонившись к нагретой солнцем каменной стене. Я смотрела на суровые вершины гор, окружавшие форт, и впервые за долгое время чувствовала что-то похожее на покой. Я выжила. Я становилась сильнее. Я узнала его главную слабость. Ситуация все еще была шаткой, но у меня появилось ощущение контроля, пусть и иллюзорного.

— Тебе не следует быть здесь. Ветер слишком холодный.

Его голос за моей спиной прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула. Я не слышала, как он подошел. Мужчина двигался с грацией хищника, бесшумно и смертоносно.

Я медленно обернулась. Генерал стоял в нескольких шагах от меня, одетый в простой черный тренировочный костюм. Без мундира и доспехов он не выглядел менее опасным, скорее наоборот — его сила казалась более концентрированной, личной.

— Мне захотелось подышать свежим воздухом, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

— Ты еще слишком слаба, — констатировал он, и это не было заботой. Это был приказ. Упрек в нарушении режима, который он для меня установил.

— Я чувствую себя лучше, — упрямо возразила я. — Спасибо вам. За все.

Я знала, что ему не понравятся слова благодарности, но я должна была их сказать.

Мужчина нахмурился, его лицо снова стало жестким.

— Я уже сказал, что не забуду твоего поступка. Но это не повод нарушать предписания лекаря. Возвращайся в комнату.

Он говорил как генерал, отдающий приказ солдату. Он пытался вернуть нас в привычные рамки, где он — повелитель, а я — его подчиненная. Но что-то сломалось. Я больше не могла видеть в нем лишь тирана. Я видела перед собой измученного узника, и это знание придавало мне смелости.

— Я вернусь, — сказала я, глядя ему прямо в глаза. — Но сначала я хочу, чтобы вы поняли. Я сделала это не для того, чтобы вы были мне что-то должны. Я сделала это, потому что… потому что не могла поступить иначе.

Порыв горного ветра ударил в лицо, растрепав волосы, и я, все еще слабая после ранения, пошатнулась. Нога предательски подвернулась на неровном камне — и земля ушла из-под ног.

Он оказался рядом раньше, чем я успела понять, что падаю. Одним стремительным движением преодолел разделяющее нас расстояние, подхватил, прижал к себе так резко, что у меня вырвался короткий, сбивчивый вдох.

И мир… замер.

Я оказалась в его объятиях. Мои ладони уперлись в его грудь — твёрдую, горячую, под тонкой тканью чувствуя ритм бешено бьющегося сердца. Его руки обвили мою талию, сжимая так крепко, будто я была последней нитью, удерживающей его от пропасти. Мы стояли так близко, что я видела своё отражение в его зрачках, расширенных до черноты. Лазурная радужка его глаз потемнела, превратившись в цвет грозового неба.

В одно мгновение рухнули все стены, что он выстраивал между нами. Он смотрел на меня не как на врага, не как на проблему… а как на женщину. В этом взгляде был шок, злость на самого себя, растерянность… и что-то ещё. Тёмное. Голодное. Опасное.

Я видела, как он борется. Видела как он сжал челюсти, мышцы на его шее были напряжены… Он пытался оттолкнуть меня, пытался вернуть контроль, но не мог. Физическая близость стала последней каплей после стольких дней эмоционального напряжения.

Он наклонил голову, и его губы обрушились на мои.

Это не было похоже ни на один поцелуй, о котором я когда-либо читала. Он не был нежным, не был романтичным, не был даже страстным в привычном понимании этого слова.

Это был взрыв.

Это был поцелуй отчаяния и ярости. Порыв голодного зверя, который слишком долго держал себя в цепях. Его губы были требовательными, почти жестокими. Он не целовал, он брал, наказывал, пытался доказать что-то — мне или самому себе. В этом поцелуе была вся его боль, все его одиночество, вся ненависть к своему проклятию и к той слабости, которую я в нем пробудила.

Я должна была испугаться. Должна была оттолкнуть его, возможно, даже ударить. Но я не сделала этого… Не смогла… Потому что под этой яростью, под этой грубостью я почувствовала… Мучительное, почти беззащитное желание тепла. Желание, которое он не позволял себе, но которое разъедало его изнутри. Потребность в понимании, в ком-то, кто не испугается, увидев его истинное лицо.

И я ответила.

Сначала робко, словно проверяя, можно ли. А потом — смелее. Мои губы приоткрылись, впуская его, и в тот миг всё изменилось. Жесткость уступила место исследованию. Он не брал — он пробовал. Смаковал. Запоминал. Его ладонь скользнула с моей талии на затылок, пальцы вплелись в волосы, удерживая, притягивая так, что мир за пределами этого мгновения исчез.

Мир вокруг перестал существовать. Остался только ветер, стук наших сердец… и этот неправильный, запретный поцелуй, связывающий крепче любых клятв.

И так же внезапно, как началось, всё оборвалось.

Кай оттолкнул меня, будто обжегся. Сделал шаг назад, потом еще один, тяжело дыша. В его глазах — не гнев и не раздражение. Чистый, неподдельный ужас от того, что он потерял контроль.

— Это… — прохрипел он, глядя на меня так, словно я была его личным кошмаром. — Это никогда больше не повторится.

Он смотрел на мои распухшие от поцелуя губы, и в его глазах плескалась такая ненависть к себе, что мне стало страшно.

— Забудь об этом, — бросил он жестко, снова натягивая на себя маску ледяного генерала. — Это была ошибка. Минутная слабость. Возвращайся в свою комнату. Немедленно.

Не дожидаясь ответа, он резко развернулся и быстрыми, широкими шагами пошел прочь, словно спасался бегством от самого себя.

Я осталась стоять одна посреди двора, дрожа всем телом. Мои пальцы коснулись губ, которые все еще горели от его поцелуя. Воздух казался наэлектризованным.

Он назвал это ошибкой. Слабостью. Но мы оба знали, что это ложь. Это не было ошибкой. Это было начало. Начало чего-то опасного, разрушительного и абсолютно неизбежного.