Ведьмин костёр: обожжённые любовью - Татьяна Геннадьевна Абалова

Потеря любимого ограничила меня в счастье иметь много детей.

В город я выходила вместе с женщинами рома. Гадала людям по руке, стерегла Зорьку, когда та срезала кошели во время выступления скоморохов. Все в Граде мне казалось интересным и новым. Поразил колокол – самый большой, какой я только видела. Он в лучах редкого в зимнее время солнца горел золотом. Впечатлили каменные палаты – богатые, высокие и недоступные для простого человека. Видела и здешнего князя – статного мужчину с видом строгого хозяина, осматривающего свои владения. Дружина его была крепкой и сытой, кони холеные, секиры и копья начищены до блеска. Все соблюдалось в порядке, что говорило о крепкой хозяйской руке.

– Когда же появится твой жених? Мы уже месяц в Граде, а его все нет, – спросила я как–то Зорьку, видя, как та перебирает свою нехитрую одежду и увязывает в новый платок.

– Скоро. Обещался к Коляде прибыть, – Зора откинула в сторону старую юбку.

Ее тут же подцепила Мирела, буркнув, что та хоть и худая, на пеленки пойдет. Я закусила губу. До родов осталось чуть больше двух месяцев, а я сборами вещичек для новорожденного даже не озаботилась. Была бы жива мама, она постаралась бы, а тут придется самой побегать.

Я вытащила кошелек и пересчитала накопленное. Денег было немного. Хоть и дал мне дядька Петр вещи, оставшиеся от его дочери, все равно пришлось докупить кое–что из теплого. В этот момент в комнату заглянула одна из женщин нашего маленького табора. Позвала Мирелу к занедужившему ребенку. Старуха кряхтя поднялась с пола и, взяв узелок с травами, пошлепала в другой конец коридора. Дети часто хворали. Холод и плохая одежда не способствовали крепкому здоровью.

– На, возьми, – сидящая среди тряпья Зора протянула мне золотое монисто. В лицо мне не смотрела.

– Зачем? – я удивилась. Чтобы рома да расстались с золотом?

– Купишь малышу люльку. Пусть будет подарок от его тетки. Мы же с тобой как сестры?

– Конечно, сестры, – я убрала руки за спину. – Спасибо большое, но я не возьму. Тебе самой пригодится. Зачем разбазаривать приданое?

Зора подняла на меня глаза, и я увидела, что в них блестят слезы. Я села рядом и обняла.

– Что с тобой? Почему плачешь? – спросила шепотом. Мимо открытой двери туда–сюда шастали женщины и бегали дети.

– Не хочу уходить. Сердце болит, чует смерть.

– Чью? – поняв, что будет серьезный разговор, я поднялась и прикрыла дверь.

– Свою.

– Отчего такие мысли? – изумилась я.

– Чужой табор, грубый муж. Забьет меня за дерзость и любовь к свободе. А я покорной быть не хочу и не умею.

Она вздохнула и шумно высморкалась в одну из тряпок.

Глава 10

Я заглянула в лицо Зорьке. Нет, совсем не шутит. Верит, что жизнь в чужом таборе не сложится.

– Зачем же ты за него замуж идешь?

– А кто меня спрашивал? – невесело хмыкнула Зорька. – Барону богатого табора не отказывают. Раз приглянулась его сыну, не отступится.

Теперь и у меня заболело сердце. Одну сестру потеряла, другой тоже лишусь?

– А если дядьке Петру рассказать? – мысли метались и путались. Как спасти Зорьку, что придумать? – Разве он не защитит?

– Может, и защитит, но тогда ему войну объявят.

– Надо что–то придумать, – я куснула ноготь указательного пальца, прикидывая, с кем бы посоветоваться.

Но подставлять ватагу ряженых не хотелось. И так рома должны им спасибо сказать, что как родных приняли и ни разу не попрекнули. Ну не к местному же князю бежать просить защиты? Кто мы для него? Никто.

Дядька Петр монисто Зоры отложил на худшие времена.

– Я сам все куплю. Не переживай.

Я послушалась и положилась на ватажного командира, уверившего меня, что мне иголку в руки брать не следует, плохая примета. Наверняка ребенку родной дочери он тоже сам готовил приданое. Опыт имеет. Да и Мирела поможет.

Чем ближе подступался праздник зимнего солнцестояния, тем чаще Зорька ходила хмурая, а Егорка становился злее. Я не выдержала, пошла пошептаться с Мирелой. Наши как раз ушли давать представление на ярмарку, а женщины рома промышлять своим мастерством.

На постоялом дворе остались только мы с бабушкой Зорьки, да Шофранка – беременная из рома. На последнем сроке ходить ей было тяжело, ноги отекали. Где она нагуляла ребеночка никто не спрашивал, терпеливо ждали, когда появится новая жизнь.

– Мирела, а нельзя как–то эту свадьбу отменить или хотя бы отложить на годок? Зорька плачет, не хочет быть мужней женой. Не готова она.

Старуха вздохнула.

– Сама вижу, не слепая. Но как я могла отказать? Мужчин у нас нет, а в том таборе их полно. Женщин как раз не хватает. Вместе с Зорькой еще шестеро уйдут – вдовы с детьми. Таков был уговор. Да и Петру станет легче ватагу кормить. Всем выгодно.

– Неужели вы не видите, что она любит Егорку, а он ее. И только наличие жениха мешает им быть счастливыми. Ведь Егорка всего–то на два года младше ее. Как подрастет, будет красавцем–парнем, надежной защитой. А она любой женой.

– Конокрада на шута променять? Да ты смеешься! – вскинула руки старуха.

– Не вижу разницы. Что здесь все время на колесах, что там. Конокрад дело опасное, сами знаете, иначе не остались бы ваши женщины вдовами. А шутом Егорка не всю жизнь будет. Подсоберет денежек и осядет где-нибудь в городе. Видите же, у мальчишки руки на месте. Смотрите, какие он мне льняные чуни смастерил, – я подняла платье и показала лапти, что носила на постоялом дворе. Чтобы ноги не стыли поддевала шерстяной носок. На улицу же выходила в коротких валенках – тепло и удобно.

– Не понимаешь ты, – Мирела посмотрела с укором. – Дочь дорог никогда не осядет в городе, хоть в княжеском тереме ее запри. Ее вольный ветер все время звать будет. Тихая жизнь не для Зоры. Риск горячит нашу кровь, а без него Зорька быстро зачахнет.

Я закусила губу, понимая, что старуха права.

– Она думает, что муж ее зашибет, – пустила я в ход последнюю карту. – Говорит, он грубый, а она не перечить ему не сможет.

– Эх, милая! Думаешь каждая из нас по любви замуж выходила? Но как–то привыкали, норов свой сдерживали. А муж