Сошествие в Аид - Хейзел Райли

Не могу оторвать глаз от того, как он сидит один. Но наступает наша очередь, и я возвращаю внимание к кассе. И всё же замечаю взгляд Хайдеса, который изучает меня. Его глаза метаются от меня к Аполлону и обратно.

Я решаю не обращать внимания. Я ему ничего не должна. И все уже прекрасно поняли, что Аполлон мне симпатичен. Поэтому я беру себе сэндвич и заодно — сэндвич и яблоко для него.

— Я сейчас вас догоню, — предупреждаю Джека и Лиама, которые ждут сдачу. На их лицах — миллиард вопросов. Я убегаю, пока они не успели их задать.

Пересекаю зал, прохожу между двух столов и останавливаюсь у того, за которым сидит Аполлон. Он всё ещё недвижим. Не знаю, заметил он меня и делает вид, что нет, или просто утонул в собственных мыслях.

Я кашляю.

Он дёргается, и мягкие зелёные глаза пригвождают меня на месте. Смотрит с лица на мои руки с едой.

— Привет, — говорит.

— Привет.

Он кивает на два сэндвича:

— Ты очень голодная или один из них для меня?

— Ты любишь ветчину? — уточняю. — Я ненавижу. Но другого не было. Так что придётся довольствоваться, мой с сыром я не отдам.

Он улыбается:

— Ветчина вполне сойдёт, Хейвен. Спасибо.

Меня внезапно накрывает нервозность. Чувствую взгляды десятков студентов, прожигающих мою спину. И хуже всего то, что среди них точно есть и взгляды Лайвли.

Я ставлю сэндвич и жёлтое яблоко на стол.

— Приятного аппетита.

Он кивает и улыбается грустно. Не может удерживать мой взгляд дольше пары секунд. Тянется за едой и начинает разворачивать сэндвич.

Я отворачиваюсь и ищу глазами стол Ньюта, Перси, Лиама и Джека. Брат таращится на меня так, словно я только что станцевала стриптиз на церковном алтаре.

Я снова поворачиваюсь к Аполлону.

— Хочешь компанию за обедом? — спрашиваю.

Я подношу руку ко рту, когда он отвечает:

— Садись.

Скользнув на стул напротив, разворачиваю свой сэндвич. Откусываю и пару мгновений мы жуем в тишине. Кафетерий снова гудит разговорами, местами слишком громкими, но я ясно чувствую: внимание всех приковано к нам с Аполлоном.

— Афина до сих пор злится на тебя за то, что ты прервал игру в тот вечер?

Он перестаёт жевать. Достаёт из рюкзака термобутылку и пьёт, ставит её между нами.

— Да. Но это не проблема.

— Уверен? По-моему, реакция слишком уж бурная. Она всегда такая?

Он пожимает плечами и продолжает есть:

— Не знаю, поняла ли ты, Хейвен, но мне на их игры наплевать. Когда очередь доходит до меня, это всегда пытка. Я не такой мудак, как они, и не получаю удовольствия, унижая людей.

Я киваю. Не знаю, насколько можно доверять его словам, но хочу дать хоть немного доверия.

— Если я попрошу рассказать, в чём состоят игры каждого из твоих братьев и сестёр, ты скажешь?

Он даже глазом не моргает. Его сэндвич уже наполовину съеден.

— Ты пытаешься поссорить меня со всей семьёй? Нет, я не могу ничего рассказать.

Я стараюсь скрыть разочарование:

— Понимаю. Не переживай.

Поднимаю взгляд — два зелёных глаза смотрят прямо на меня, смесь насмешки и смущения. Он разглядывает меня слишком пристально, и я уже боюсь, что у меня салат застрял между зубов. Наконец он вздыхает:

— Ладно. Дам тебе намёки. Не больше. Согласна?

Согласна? Да я бы и на ребус купилась.

— Конечно, да!

Он засовывает в рот последний кусок и, не проглотив, говорит:

— Скажем так: игры Афины и Хайдеса… физические. Афродиты — очень похожи на Naked Truths. А Гермеса — для тех, у кого, гм, крепкие нервы.

Я должна бы сосредоточиться на всём, что он сказал, но мозг застрял на одном. Игры Хайдеса физические. Физические. У этого слова два значения. И я не уверена, какое из них хуже.

Я всё ещё в своих мыслях, когда Аполлон указывает за мою спину:

— Кажется, брат заинтересовался нашей беседой.

Я резко оборачиваюсь. Хайдес грызёт красное яблоко, глаза прикованы к нам. Вроде бы к Аполлону, но его взгляд лениво скользит на меня. Он спокойно жуёт и поднимает бровь, словно это я добивалась внимания.

Раздражает.

— Он здорово взбесился, когда во время игры ты сказала… ну, про… меня, э-э, его и сексуальную активность, — бормочет Аполлон, щеки у него пылают.

— Про то, что я испытываю сексуальное влечение к тебе, а не к нему?

Он дёргается. Делает ещё глоток воды и облизывает влажные губы. Я не могу оторвать взгляд от движения его языка, пока он не говорит:

— Именно это.

Я украдкой косюсь через плечо. Хайдес смотрит прямо на меня. Я закатываю глаза, а он усмехается.

— Значит, он у нас примадонна.

Аполлон смеётся:

— Можешь хоть не иронизировать. Хайдес — самая настоящая примадонна. В мифологии самой тщеславной считалась Афродита. Но поверь: если бы Хайдес родился с вагиной, именно он носил бы это имя.

— Каким он был ребёнком? Вы ведь такие разные. — И речь не только о манере одеваться или вести себя, даже черты лиц у них не похожи.

— Афродита и Гермес — близнецы, — объясняет он. — Хайдес — старший. Потом Афина. Потом я.

— Ты уверен, что тебе можно мне всё это рассказывать? — настораживаюсь.

Он кривит губы и вертит в пальцах крышку бутылки:

— Что именно, Хейвен? Я же не номер счёта выдал. Сказал только, кто старше, а кто младше, и что есть близнецы. Не понимаю, зачем мои братья и сёстры раздувают из нас тайну. Я подыгрываю, да, но мне плевать.

Я откидываюсь на спинку. Я уже поссорила его с Афиной, не хочу становиться причиной новых конфликтов. Чтобы разрядить обстановку, ляпаю первое, что приходит в голову:

— У ваших родителей секс был на зависть.

Он склоняет голову, и широкие плечи подрагивают от смеха:

— Не совсем. Мы все приёмные.

У меня челюсть отвисает. Он смеётся ещё больше.

— Приёмные? Ух ты.

Аполлон вздыхает и бросает на меня долгий взгляд:

— Ну, скорее не «приёмные», а «выбранные».

Тон, каким он это произносит, не оставляет сомнений. И учитывая странности их семьи, за этой «выборностью» точно кроется что-то большее.

— Выбранные… как именно?

Чужая ладонь с глухим стуком падает на столешницу. Красивая, розовая, с длинными костлявыми пальцами. На среднем пальце — кольцо с чёрным камнем. Я поднимаю глаза и встречаю лицо Хайдеса.

— Аполлон, нам пора, — сухо бросает он.

Брат кивает и поспешно встаёт. Убирает бутылку в сумку, закидывает её на плечо.

Я не свожу глаз с Хайдеса, пока он не отвечает мне взглядом — вопросительным и чуть раздражённым.