Мне тебя навязали - Лариса Петровичева

– Жить надоело? – свистящим шепотом поинтересовался Рейвенар. Адемин будто только что заметила его: посмотрела в глаза темным безжизненным взглядом и откликнулась:

– Еще спрашиваешь? После того, что ты со мной сегодня делал?

Женщины! С ними всегда так.

Наверно, Адемин ждала, что он устыдится. Но Рейвенар и бровью не повел.

– Перед тем, как я поехал тебя встречать, мой брат говорил со мной, – произнес он. – И взял с меня клятву, что я не причиню тебе боли. И да, я бросил тебе несколько облегчающих заклинаний, без них было бы хуже.

Лицо Адемин дрогнуло. Вопросительно изогнулась бровь.

– То есть, по-твоему, это еще “не больно”? – спросила она, глядя в лицо Рейвенара так, словно хотела прочесть его мысли. – Мне тебя еще и поблагодарить надо?

– Ты привыкнешь, – пообещал Рейвенар. – В третий раз будет только легкий дискомфорт. Потом тебе понравится. Потом начнешь просить сама.

Адемин посмотрела так, словно с трудом сдерживала желание вернуть ему пощечину.

– Я знала, что ты чудовище, – промолвила она. – Но не думала, что настолько.

Рейвенар усмехнулся.

– Попробуешь выпрыгнуть еще раз, повеситься, утопиться в раковине – я об этом узнаю, – произнес он. – Но уже не стану удерживать. И ты просто сдохнешь, дура. И будешь лежать, обгадившись, это со всеми мертвецами так. И все это увидят и скажут: жила свиньей, и умерла свиньей.

Он сделал паузу, глядя в темные глаза, которые заволакивало слезами, и добавил:

– Видит Бог, я этого не хочу. Но если ты действительно дура, мне нет смысла тебя останавливать.

Адемин вздохнула – долго, тяжело, прерывисто, словно к ней снова подступили слезы, но она отчаянно пыталась сдержаться.

– А чего ты хочешь? – спросила она едва слышно. – Насиловать меня, где придется?

Вот оно что.

– Наверно, ты читала романы в розовых обложках, – с нескрываемой иронией произнес Рейвенар. – И решила, что в жизни все так же, как и в книгах. Что супружеский акт возносит на облака восторга и все такое.

Адемин снова издала свой прерывистый вздох – словно признавалась в глупости и надеждах.

– В жизни все не так, как в книгах, – Рейвенар усмехнулся, погладил ее по щеке там, где розовел отпечаток его ладони. – В жизни все намного хуже, безжалостнее и злее. И я еще не самый ужасный вариант, можешь мне поверить.

Глава 4

Рейвенар проснулся от того, что солнечный луч защекотал лицо.

Несколько бессмысленно-счастливых мгновений он лежал, наслаждаясь этим нежным теплом – потом открыл глаза и увидел, что Адемин нет рядом.

Он бросил несколько следящих заклинаний – девчонка была жива, попыток убить себя и так решить все проблемы больше не было. То ли Рейвенар был убедителен, когда говорил о том, в каком виде она, мертвая, будет лежать перед живыми, то ли Адемин оказалась умнее, чем он думал. Он втянул носом воздух, уловил тонкий след чужой души и сел на кровати.

Адемин проснулась и отправилась изучать его покои – но какого дьявола она застряла в кабинете?

Поднявшись, Рейвенар набросил на плечи халат и бесшумно вышел из спальни. Дверь в кабинет была открыта – девчонка стояла к ней спиной, держала в руках портрет Шейлы.

Она сейчас была невыразимо хрупкой – такой, которую можно сломать неосторожным движением. Солнечные лучи золотили растрепанные волосы, очерчивали тонкую шею и почти невесомые фарфорово-прозрачные руки – вчера Рейвенар не счел нужным рассматривать то, что всучил ему отец, и теперь на мгновение замер, скользя по девичьему телу оценивающим взглядом собственника.

Он был зол, да – из-за того, что девчонка залезла туда, куда не смела залезать. Он был зол – но сейчас в этой злости была примесь другого чувства, которое Рейвенар не мог распознать.

Он положил руку на девичью шею – изгиб позвонка с открытой доверчивостью ткнулся в ладонь – и развернул Адемин к себе. Она охнула от неожиданности, акварель затряслась в ее пальцах, и нарисованная Шейла улыбнулась так, словно все еще была жива.

Злость отступила. Разжала ледяные пальцы, сменяясь отчаянием. Ничего уже не исправить, Шейлу не вернуть. Ее отняли у Рейвенара, забрав то, что придавало его жизни особый смысл.

– Никогда, – мягко и отчетливо, глядя в широко распахнутые девичьи глаза, произнес Рейвенар. – Никогда, ни при каких обстоятельствах не смей трогать мои вещи.

Когда-то они учились рисовать вместе с Эриком. Рейвенар прошел курс и с тех пор никому и никогда не показывал своих акварелей. Это было личное. Это было то, что делало его живым, а не марионеткой, натянутой на руку кукольника.

Его видели с мольбертом, конечно, но никто и никогда не осмелился бы заглянуть на лист бумаги. Даже Лемма с ее гнилоротостью и дрянным характером понимала: есть вещи, к которым лучше не прикасаться.

– Это ты нарисовал?

Девчонке следовало испугаться – и она испугалась. Но все-таки задала вопрос: видно, слишком велик был контраст между человеком, который ее присвоил, и тем, кто мог рисовать.

– Я, – кивнул Рейвенар.

Когда он смотрел на акварель, то Шейла еще была жива. Сухое лицо с белыми глазами вываренной рыбы еще не проступало сквозь теплые живые черты.

– Кто это?

– Моя русалка. Я любил ее.

Рейвенар хотел верить, что ошибся – не могло же на самом деле мелькнуть сочувствие во взгляде Адемин? Не все ли ей равно?

– С ней что-то случилось?

Рейвенар невольно ощутил нарастающее раздражение. Какого хрена она спрашивает? Влезла в его кабинет, взяла эту акварель и теперь сует пальцы в его душу, в открытую рану?

– Ты здесь не для того, чтобы задавать вопросы, – холодно напомнил Рейвенар. – Ты молчишь и раздвигаешь ноги, когда я говорю.

Светлое девичье лицо дрогнуло, словно он снова ее ударил.

– Знаешь, когда я увидела эту акварель… – Адемин говорила будто бы сама с собой, и по спине Рейвенара вдруг пробежали мурашки. – То подумала, что… Может быть, ты не такая сволочь, какой тебя все видят. Что в тебе есть что-то хорошее. И вчера, когда ты за