Хозяйка приюта, или Я не твоя жена, дракон! - Анна Солейн

успела я вмешаться, когда Мелисса (Мелисса-"прохожая", которую от Мелиссы-"торговки" отличал платок на голове) громко сказала:

— Ой!

Она подхватила Лили на руки, погладила по волосам на затылке.

— Тише-тише, почему ты плачешь? Какие у тебя рожки!

— Меня все бросили! Почему меня все бросили?

Ох, проклятье, она в самом деле рыдает. Говорит, конечно, реплики Мелиссы, но плачет.

Вот чем им Колобок не угодил?! В этом мире произвел бы фурор! Так нет же, решили социальную тематику затронуть! Ох…

— Потому что ты неблагая, малышка, — ответила Мелисса, продолжая ее укачивать.

Лицо у нее было растерянным.

Кажется, ее саму напугало то, как Лили расплакалась. На репетициях все было в порядке, а сейчас...

— А почему? — всхлипнула Лили.

Так, это уже не по плану.

Я с тревогой смотрела на сцену, думая, стоит ли вмешиваться.

— Потому что так получилось, — быстро сориентировалась Мелисса. — Ты этого не выбирала.

— Но меня все равно бросили!

— Да. Но не волнуйся, я тебя не обижу. Идем. Ты никому не причинила зла, я знаю. Ты голодная, да? Сейчас мы пойдем домой, а потом я схожу на рынок и куплю тебе еды…

Лили разрыдалась еще хуже и громче, хотя по сценарию уже должна была успокоиться и начать расспрашивать дальше.

Мелисса, бросив по сторонам еще один растерянный взгляд, зашла за ширму, продолжая укачивать Лили.

— Как можно им помогать? — ожил Берт.

— Уроды! — поддержал Юджин.

— Ничего хорошего из таких все равно не вырастет! — припечатала Бетти.

А затем все трое ушли со сцены.

Спустя секунду из-за ширмы вышла Софи — в руках у нее был огромный нож.

Мясничий! Как же долго дети меня уговаривали им такое доверить… В итоге генерал Реннер, предатель, принес откуда-то нож еще больше того, что был у нас дома.

Софи робко огляделась и зашевелила губами. Говорила за нее Мелисса из-за кулис, старательно меняя голос:

— Я так хотела быть хорошей, но меня все равно прогоняют отовсюду. Даже если я прихожу на рынок с деньгами — меня не пускают, потому что я уродка! Из-за этих крыльев, как будто они мне нужны! Тогда какой в этом смысл? Если во мне все видят уродку — я такой и буду! Если мне нужна еда — я просто заберу ее. Сейчас возьму и ограблю первого встречного!

Софи зашла за ширму, держа нож в поднятой руке, а затем из-за второй ширмы вышла Мелисса с корзинкой в руках. Она ходила по сцене кругами и говорила:

— Да, подобрать неблагого ребенка с улицы — плохой вариант! Но ведь Лили такая чудесная девочка! Жаль, что ее приходится ото всех прятать, лишь бы ее не забрали в приют. Не понимаю, почему неблагих все так боятся. На них все только нападают — вот они и огрызаются в ответ, как собаки. Как же им жить, если их все заранее считают врагами? Решено. Я должна спасти еще кого-то, раз могу.

Замолчав, Мелисса покружила по сцене еще немного, бормоча себе под нос.

А затем на нее выскочила Софи — и замахнулась огромным ножом.

— Отдай еду!

Мелисса закричала, попятилась — и Софи замахнулась еще раз.

Мелисса выронила корзинку и скрючилась в защитном жесте — и Софи выпустила из рук нож, а потом закрыла руками голову и затряслась от плача.

Я надеялась — все-таки в этот раз ненастоящего.

— Что же я творю? — в сторону, вместо Софи, сказала Мелисса. — Как я до такого докатилась?

На секунду повисла тишина, а затем Мелисса потянулась к Софи ее обняла.

Это была финальная сцена спектакля. Изначально он длился минут сорок — было сложно убедить ее в том, что сорокоминутный спектакль — не лучший вариант для усталых зрителей.

Мелисса и Софи не двигались, а затем на сцену начали выходить остальные дети.

— Я Юджин, я отродье, потому что могу превращаться в волка. А это, — он кивнул на сидящую у него на руках малышку. — Лили. Она может двигать предметы и у нее рога. Она отродье и из-за этого не помнит своих родителей.

— Я Бетти, я отродье, потому что могу вырастить розы.

Софи и Мелисса наконец выпрямились и подошли к остальным.

— Я Мелисса, могу вызвать или успокоить ветер, а это Софи, у нее крылья. Мы отродья.

— Я Дерек, и я отродье! — радостно выскочил из-за ширмы Дерек. — Потому что виверна!

Ну, он хотя бы был в штанах. Хотя и рубашка бы не помешала.

— А я Берт. Я обычный. Но если кто-то обидит мою сестру — ему придется иметь дело со мной.

Такая угроза от худенького светловолосого мальчика едва ли прозвучала угрожающе.

После слов Берта тишина повисла мертвая.

Я напряженно скользила взглядом по толпе горожан перед сценой. Дело осложняло то, что давно уже сгустилась темнота, а скудное освещение фонарей на площади не особо-то позволяло рассмотреть выражения лиц.

Генерал Реннер почти незаметно переместился вперед, так что я оказалась за его плечом.

Конечно, у нас был защитный купол, но… но мало ли.

Тишина нарастала, а потом вдруг раздались хлопки.

Аплодировал тот самый мужчина с зеленой повязкой на плече, который едва не ударил Мелиссу и который пытался бросить в сцену камень. Потом к нему присоединился еще кто-то, и еще, а затем аплодисменты стали по-настоящему громкими.

А Моника, девушка Юджина, кажется, даже свистнула. Клянусь, даже стоя спиной, я могла увидеть его довольное лицо.

Я сглотнула и услышала недовольное шипение Мелиссы:

— Поклонитесь! Что вы стоите, как истуканы!

Эта девочка никогда не изменится. Тяжелый характер — несущая конструкция ее личности.

Я обернулась и не сдержала улыбки. У детей глаза на радостях светились. Впрочем, у Дерека, Софи, Лили и Юджина в темноте они всегда светились. Да уж.

Из-за внезапно нахлынувшей гордости за детей я упустила момент, когда среди шума аплодисментов раздались недовольные голоса, и к сцене прорвался мэр Освальд. Ну, выкатился, вернее. Видит бог, я ничего не имела против лишнего веса, но стоило подумать,