Блеф демона - Ким Харрисон

— Пожалуйста! — я подняла ладонь, останавливая его; кольцо матери Трена сверкнуло между нами в утреннем свете. — Прости, но мы влюбимся. Никто этого не хотел, меньше всего — мы. Ты не хочешь, Трент не хочет, — я почти застонала. — Демоны не хотят, но это случится. И это сделает Трента лучше, целее. Квен, он станет тем, кем сам хочет быть, а не тем, кем его делал отец, лишь бы ваш народ выжил.

Квен уставился на мою руку; губы приоткрылись, будто его прошила незнакомая боль.

— Он изменится, — выпалила я, сама не понимая, что сейчас сдвинулось. — Как только ему не надо будет из последних сил удерживать своих людей в живых, он изменится. Он обожает девочек. Он так бережен с ними, что у меня сердце ноет. Он помирится с Элласбет. Он старается помириться со… своими врагами, — сказала я, зная, что признаться, будто Трент сам поставил палатку рядом с домом на колёсах демона, — слишком. — Он находит любовь во множестве вещей. Прошу. Не говори ему про будущее — вдруг ты его изменишь, а я не вынесу этой мысли. Я не могу его потерять. Я бы не стала тебе говорить, но и убить себя тебе не дам, и тебя убить не могу: ему пришлось бы проходить всё это одному, а ты ему нужен.

Элис смотрела на меня так, будто я только что разорвала континуум времени и… сделала в нём непотребство. Может, так и было. Но я не могла убить Квена — и не могла позволить ему убить меня.

Квен отшатнулся на шаг, опустил голову.

— Береги это, — сказал он, скользнув взглядом к моей руке. — Оно спасло тебе жизнь.

Я сжала пальцы в кулак.

— Что?

— Это кольцо. — Больше не говоря ни слова, Квен развернулся и ушёл.

— Квен? — окликнула я, но он не остановился. Четыре шага в кусты — и его не стало.

— Я знала, что за нами кто-то увязался, — пробормотала Элис.

Я облизнула губы, уже не уверенная, что именно подарил мне Трент. Вдруг стало страшнее, чем прежде.

— Не верю, что ты всё это выложила, — сказала Элис. — Эй, снимешь свои удерживающие чары? Нам надо уложить Джонни и убираться отсюда. — Она прищурилась на голые ветви, разрезавшие безупречно-синее небо. — Тут немного убирать. Сомневаюсь, что они устроят серьёзное расследование. Всё-таки он кровный дар.

Я разорвала чары, и Элис с облегчением выдохнула.

— Нет, не устроят, — прошептала я, всё ещё глядя на место, где видела Квена в последний раз. Он знал о моём приходе сюда последние два года — и ни разу не сказал ни слова. Слава Богу, я не упомянула про Кери.

Опустив голову, я последовала за Элис на лодку, уже не уверенная, что найду дома.

Если вообще доберусь домой.

Глава 31

Кофейня находилась прямо напротив городского морга, а значит, тут было шумно: кто-то встречался на ланч, кто-то делал вид, что работает за телефонами и ноутбуками, — хотя людей было меньше, чем когда мы с Элис сюда ввалились, обе помятые и невыспавшиеся. Я снова зевнула и устроилась спиной к стене за столиком в углу, воткнув шнур телефона в розетку. В руке у меня был очень большой стакан кофе — и всё равно казалось, что этого мало, чтобы прийти в себя. Между мной и пустым стулом Элис лежал раскрытый пакетик с мини-выпечкой; я покосилась на дверь в туалет и доела последний. Не зеваешь — не проигрываешь, детка.

Место было приятным: высокие потолки, большие окна на улицу. Но это был не Джуниор, и я чувствовала себя не в своей тарелке, нервно подтягивая поближе вонючую сумку и всё, что приволокла с собой на этом ковре-самолёте: так ни разу и не использованный пейнтбольный пистолет, сломанное ожерелье Ала — метка выхода из проклятия, сам гримуар проклятия и все мои правки, которые привели нас сюда.

Амулет стазиса лежал у Элис в кармане. Так было и благоразумнее и ей давало нужное ощущение контроля.

Мой взгляд от заряжающегося телефона скользнул к бариста в дальнем конце зала, и я по-дурацки махнула ей, когда она уставилась на меня. Темноволосая женщина откровенно раздражённо вернулась к работе. Она косилась на нас с той минуты, как мы ввалились сюда, как два бандита из пустыни. Думала, наверное, что мы бездомные — чем-то мы ими и были, — но мы заплатили за еду, так что выгнать нас она не могла, даже если Элис уже минут двадцать отмывалась у них в раковине и от поездки в Безвременье, и от ночёвки в библиотечном подвале. И я всё ещё воняю жжёным янтарём, подумала я, оттянула майку и поморщилась от вырвавшейся струйки воздуха.

Склонившись мыслями куда-то вдаль, я сделала глоток кофе — и вздрогнула от вибрации телефона. По привычке покосилась — и перехватило дыхание. Это была мама.

Вторник, прикинула я по времени. Сейчас я, наверное, рыдаю в своей комнате, освобождая в сердце место для Трента, для девочек, чёрт, может, даже для Элласбет. Я любила Кистена, но назад, в прежнюю себя, не вернусь.

Телефон, однако, продолжал настойчиво гудеть. Другая я, скорее всего, слишком утонула в горе, чтобы ответить, а мама всё равно будет звонить. Я скучала по ней и, понимая, что это плохая идея, всё-таки нажала «принять».

— Привет, мам.

— Рейчел? О, милая. — Один её голос был живым утешением, и грудь сжало. — Я слышала про Кистена. Как ты?

Горло перехватило. Сегодня был один из её хороших дней — когда умной должна быть не я.

— Больно, — прошептала я, чувствуя, как её утрата переплетается с утратой Кистена. Она совсем рядом, в паре остановок на автобусе, а не на другом конце континента. И всё, что я могла — крепче прижать телефон к уху.

— Я уже выхожу, — быстро сказала она. — Ты же у церкви?

Я часто-часто заморгала, пытаясь вспомнить.

— Кажется, да.

— Ох, солнышко. Дай мне пять минут. Я не смогу сделать легче, но помогу вынести. Ты справишься до моего прихода?

Она знала, через что я прохожу: сама это прошла, когда умер папа.

— Мам? — Боже. Она самая смелая женщина из всех, кого я знаю. — Я люблю тебя, мам. Я слишком редко тебе это говорю.

В горе я бы забывала говорить это, когда она качала меня на руках, шепча слова, которые снова связывали меня с миром и обещали, что когда-нибудь я снова стану цельной.

— И я тебя люблю. Пять минут.

Связь оборвалась, и я зажмурилась, чтобы