Блеф демона - Ким Харрисон

Мысль оживить его, чтобы он подсадил меня, пришла и ушла. Я не могла так поступить. Да и толку с Фреда было бы мало. И чары, чтобы подбросить меня вверх по шахте, использовать нельзя: промахнёшься — шею сломаешь. Нужно на что-то встать или чтобы кто-то вытянул меня. Увы, наверху были лишь поверхностные демоны да изредка гаргулья.

Гаргулья? задумалась я. Биса звать нельзя, но, может, поможет Ададжио.

Облизнув губы, я встала прямо под проёмом и уставилась на пятно темноты с красноватым оттенком высоко над головой. Солнце клонилось, подул прохладный ветер, внося с собой пыль.

— Ададжио! — крикнула я, сложив ладони рупором.

Ничего.

— Ададжио! — позвала я снова и зажала уши, когда слово закружилось по комнате, отбивая меня. Дерьмо на тосте…

В отчаянии я осела к изогнутой стене и сползла на пол, уставившись на пыльные ботинки. Мысль попытаться связаться с Бисом поднялась и упала. В это время он ещё не бывал в церкви — и не знал меня. Тоска сгустилась: я вспомнила его застенчивую улыбку, когда он пробовал что-то новое, его невозмутимую серьёзность, когда он подшучивал над Дженксом, и его безоговорочную преданность мне, даже когда давал мне то пространство, которое, как мне казалось, было нужно. Он поверил мне, когда я сказала, что доберусь домой. Я скучала по нему — и именно его подвела больше всего. А теперь он останется один.

— Прости меня, Бис, — прошептала я. — Я не хотела тебя оставлять. — Упал духом, я стукнулась затылком о стену и всхлипнула, проглатывая слезу.

Мягкий скрежет распахнул мне глаза, и я уставилась в потолок.

— Бис? — прошептала я, чувствуя, как мерзкая смесь ужаса и радости сводит живот. Ему нельзя меня видеть. Ему нельзя быть здесь!

Но ответил мне голос грубее, старше, трескучий, как перекаты камней, неторопливо спросив:

— Почему ты тоскуешь по моему родичу?

Я выпрямилась, вытянув шею.

— Ададжио? — Он услышал меня. Облегчение, что это не Бис, накрыло волной — и тут же сменилось щемящей болью. — Мне нужна твоя помощь, — добавила я, поднимаясь и заглядывая вверх, в отверстие, где ничего не было видно. Он заслонял небо. — Я знаю, у тебя нет причин помогать. И, скорее всего, есть пара причин не помогать.

На миг мелькнула тьма — он повернул голову — и снова пропала.

— Почему ты тоскуешь по моему родичу? — повторил он, и сухой запах перьев и железа спустился ко мне, напомнив о Бисе.

— Потому что один из них связан со мной, — ответила я. — Но он ещё не знает меня, и я не смею звать его.

Посыпалось несколько камешков, я отодвинулась, и наверху вернулся более яркий, ночной свет.

— Я не могу помочь, — сказал он, отступая.

— Знаю, — прошептала я, скорее для себя, чем для него, опускаясь на пол в стороне от сыплющихся камешков. — Он живёт в реальности. Всего лишь ребёнок. Размером с большую кошку. Однажды появился на моей церкви — и не ушёл. Даже когда должен был. Он остался со мной. Погиб, спасая меня.

В моей тюрьме отозвался мягкий, озадаченный гул, и его лицо заполнило проём.

— И всё же ты зовёшь его? Когда он лишился жизни?

Я пожала плечом и опустила его.

— Потому что я сохранила её в безопасности, пока он не вернулся обратно.

— М-м-м, — проворчал он; звук давил, словно сила. — Говоришь, вы связаны. Я знаю всех демонов. Тебя — нет.

— Я новая, — сказала я безжизненно, подумав, что Ал прав насчёт моих шансов дожить до старости. Хотя… чёрт, я надеялась протянуть дальше. — Как и Бис, — добавила я. — Больше всего жалею, что не оказалась рядом, когда нужно было. — Я замялась, гадая, не беседовал ли Ададжио и с Фредом. — Эй, Ададжио. О чём ты жалеешь больше всего?

Сверху снова посыпались камешки, его дыхание, похожее на вздохи мехов, стало тише.

— Я не жалею.

— Жалеют все, — настаивала я, и гаргулья шумно фыркнула.

— Не жалею, — упрямо повторил он. — У меня есть желание.

Желания были сродни сожалениям, и я перебирала камешки, пытаясь сложить из них башенку.

— Чего ты желаешь, Ададжио?

— Чтобы я знал, как дать покой той, о которой забочусь.

— Тритон? — я криво улыбнулась. — Да, она почти всегда кипящий котёл. Тяжело, когда ты в замешательстве, а всем прочим будто бы ясно, что они делают. Передай ей мой секрет. Никто не знает, что делает. Некоторые просто лучше это изображают. — Моя башенка осыпалась, и я начала заново. Клик, клик, клик… — Кажется, спокойно я видела её всего раз. Ты был рядом.

— Мне пора, — сказал Ададжио, и целая горсть камешков посыпалась вниз, разрушив мою миниатюрную башню. — После заката небезопасно, даже для меня.

— Это была Охота, — добавила я, не особенно переживая, уйдёт он или нет, но желая говорить. — Её вели вместе Тритон и сын Каламака, как ни странно.

Сверху скатился глухой смешок.

— Не верю.

— Там были все, даже Дали в тех уродливых рваных мантиях, что надевает, когда хочет напомнить всем о гражданском долге ненавидеть эльфов, — я уставилась в чёрную дыру в потолке. — Бис был слишком мал, чтобы нести меня, поэтому нёс его отец. Мы гнали добычу по обеим реальностям, через каждую лей-линию, пока не загнали в землю. Я никогда не видела ничего подобного, и, вероятно, не увижу. Это было величественно.

— Ты говоришь о том, чего ещё не случилось, — подсказал Ададжио, и неверие было очевидно.

— Со мной случилось, — мой голос стал тонким, почти шёпотом, пока я с помощью Куаре срезала последние пайетки с рубашки и щёлчком отправляла их по одной через всю камеру. — Бис починил их все. Каждую линию. А потом они вместе убили идиота, который настроил резонансы линий друг против друга так же легко, как прежде стравил демонов между собой. Демоны нужны друг другу — как цветку нужно солнце. И это нормально. Мне тоже нужны мои люди.

Ададжио молчал, но я знала, что он наверху, и вдруг обнаружила, что могу улыбаться. Пусть моя жизнь вышла короткой, она была полной. Трент останется, чтобы помнить Охоту. Всё было не зря.

— Она была счастлива, — тихо сказала я. — Летя у тебя на плечах, вершила справедливость. Спасала тех, кто смотрел на неё, от боли, которую она не хотела перекладывать на них. — Я задрала голову к потолку. — Потому она и занимает моё место Богини. Чтобы избавить меня от боли, которую не хотела, чтобы я несла. Но она будет счастлива, Ададжио. А потом обретёт покой. Ей позволят сложить с себя обещание беречь своих от сердечной боли. Она будет свободна. Обещаю