Дениз Робинс - Лоренс, любовь моя

— Не оставлю этот дом до последнего вздоха моего деда!

Повисло минутное молчание. Мама была поражена. Думаю, ее изумило, что ее маленькая дочурка, которую она считала довольно послушной и которая только что так хотела уехать, вдруг передумала и проявила такое упрямство. Лоренс походил туда-сюда по комнате, кусая губы и пялясь в пол. Потом вдруг резко поднял голову и словно прожег меня взглядом. Никогда не забуду этого!

— Какая же ты эгоистка, моя дорогая Вера! Хочешь доставить всем еще больше бед и хлопот. — С этими словами он повернулся и вышел из комнаты.

Я кинулась за ним, понимая, что не отвечаю за свои действия. Я была так уязвлена, так страдала, что страсти захлестывали меня с головой.

— Да как ты смеешь называть меня эгоисткой? А ты? У самого рыльце в пуху! Разве не видишь, что ты сделал со мной?! — крикнула я ему вслед.

Он остановился и развернулся. Свет падал на его лицо сквозь высокое окно, ведущее в холл, и я поразилась его бледности. В глазах больше не было ни горечи, ни боли.

— Вера, прекрати вести себя как неразумный ребенок. Воспользуйся своими мозгами, они же у тебя есть. Неужели ты думаешь, что я сделал бы то, что сделал, если бы смог противостоять искушению? Поверь, у меня руки связаны. Я не жду от тебя понимания, просто поверь, и все.

Я дико расхохоталась:

— Довериться мужчине, который все время говорит загадками, не дает никаких объяснений, выказывает любовь и тут же жалеет об этом?! Что еще я должна вытерпеть?

Он тяжко вздохнул и вдруг стал как-то меньше и слабее, будто дух покинул его.

— Хорошо. Путь будет так. Мне нечего возразить.

Но теперь уже и я потеряла свой боевой настрой. Я была молода, ужасно влюблена и до отчаяния несчастна.

Я подбежала к нему, он раскрыл мне навстречу свои объятия и крепко прижал к себе, покрывая мои волосы и шею поцелуями.

— Вера, Вера, любовь моя…

Я прижалась к его рукаву.

— Я не твоя любовь. Ты не любишь меня. У меня должна быть хоть капля гордости, но, видно, ее совсем не осталось. Все, о чем я прошу, — позволь мне еще раз повидать дедушку.

— Он никого не узнает, Вера. Он в коме. Ты только еще больше расстроишься.

Я подняла на него заплаканное лицо:

— Ладно. Приму и это. Но не оставляй его наедине с этой ужасной сиделкой! Умоляю тебя!

— Неужели она настолько плоха? — прошептал Лоренс.

— Да, — твердо ответила я.

— Вера, нельзя утверждать такое, не имея для этого реальных оснований.

— Как я могу доверять ей после всего, что она сделала и сказала? Ты же знаешь, я говорила тебе.

— Ты преувеличиваешь.

И тут, словно железный занавес, между мной и Лоренсом встало шокирующее воспоминание. Я отшатнулась от него.

— О да, конечно. Я понимаю. Ты же собираешься жениться на ней. Теперь понятно! Ты хочешь, чтобы мы с матерью убрались из дома, потому что вы с Рейчел… — захлебнулась я.

Лоренс смотрел на меня с неподдельным ужасом.

— Бог мой! — пробормотал он. — Так вот что у тебя на уме!

— Она сама сказала мне это, когда я пыталась прорваться наверх, к деду. Может, Рейчел врала?

Лоренс словно обратился в ледяную статую. Я бы все на свете отдала, чтобы почувствовать снова силу его утешающих объятий, но он отвернулся:

— Мне нечего сказать, Вера. Пусть мама немедленно увезет тебя.

— Нет. Я никуда не поеду. Нет! — всхлипнула я.

Но лишь пустота слышала мои последние слова, потому что Лоренс потихоньку убрался, закрыв между нами дверь. Я оцепенела. Лоренс ушел. Не стал отрицать, что собирается жениться на Рейчел Форрестер, и ушел. Он хочет, чтобы я убралась отсюда.

Было бы лучше, если бы я прислушалась к нему, сделала так, как он просил, и вместе с матерью без оглядки сбежала из этого проклятого дома, в котором та прожила слишком долго и страдала слишком много.

Но я осталась и тем самым навлекла на себя новые беды.

Дьявольская гордыня, поруганная любовь или что бы там ни было еще заставили меня провести еще одну ночь в Большой Сторожке.

Как только я вернулась к матери, она с жаром поинтересовалась, что тут происходит.

— Просто сумасшедший дом какой-то! Ради бога, Верунчик, почему бы не сделать так, как просит мистер Лоренс? Он хочет, чтобы мы обе уехали, так давай сделаем это.

Но я отказалась. Я была тверда и неумолима. Во мне не осталось ничего от беспомощного ребенка. А может, никогда и не было. Когда я подумала о маме, о том, как она пережила смерть отца, мое рождение и трудности всех последующих лет, я почувствовала, что и в самом деле ее дочь. Но сколь убедительно ни звучали ее слова, они никак не могли повлиять на мое решение остаться до утра.

— Пока мой дед дышит, мы должны быть рядом, — заявила я.

— Не могу понять, но раз ты так настроена, Верунчик, будь по-твоему.

— Мама, — честно призналась я в своих страхах, — как ты думаешь, можно доверять Рейчел Форрестер?

В ее голубых глазах читалась тревога.

— О, Верунчик, Верунчик, даже и не знаю. Она мне никогда не нравилась, но то, что у тебя на уме, — это просто кошмар…

— Не хочу в такую ночь оставлять дедушку с ней наедине. — Я словно оцепенела.

— Но мистер Лоренс, скорее всего, не уедет.

— Вот и хорошо. И я тоже.

— Чем дальше ты уберешься от него, тем лучше, — хмуро заключила мать и занялась приготовлением ужина, пытаясь отгородиться от разыгравшейся драмы домашними хлопотами.

Я отправилась в спальню, бросилась на кровать и закрыла лицо руками. Холодное разочарование поглотило меня. Я старалась не думать о Лоренсе как о любовнике, уверяла себя, что он просто ненадежный мужчина, такой же, как и все остальные: без чести, без совести, без уважения к любви.

Не было ни капли сомнения, что дедушка не успел изменить завещание и что Лоренс Бракнелл так и остался его наследником. Но это больше не играло никакой роли. Лишь одно событие моей жизни имело значение — момент откровения в объятиях Лоренса. Мгновение, заставившее меня повзрослеть и навсегда лишившее покоя.

У меня было так тяжело на сердце, что за ужином, приготовленным в тот вечер заботливыми мамиными руками, я не смогла заставить себя проглотить ни кусочка.

Потом пришла старая Элис, и они с матерью шептались — наверняка сплетничали о том, что происходило в доме. Я была в какой-то мере рада, что мать занята и у нее нет времени приставать ко мне с разговорами.

Я все прислушивалась, не заурчит ли мотор автомобиля Лоренса, и терялась в догадках: не там ли он до сих пор, с ней? Мое горе разрасталось, как снежный ком, стоило мне вспомнить об этих двоих. Я почувствовала себя абсолютно разбитой и лежала, гоняя в голове мысли, и волнуясь понапрасну.