После развода. Отголоски любви - Катя Лебедева

счастью, смылся, и скандал в школе, надеюсь, забыт, приносит слабое утешение.

Машинально застегиваю пальто, роюсь в сумке в поисках ключей. Пальцы плохо слушаются, они холодные и одеревеневшие. Наконец, пальцы натыкаются на резинку в кармашке, и я, облегченно вздохнув, поднимаю глаза.

И замираю.

Весь мир сужается до одной точки, застывает, перестает существовать.

Сердце пропускает удар, оставляя после себя лишь оглушительную тишину в ушах и странное онемение во всем теле.

Прямо перед офисом, прислонившись к дорогому черному внедорожнику, как в дешевом кино, стоит он.

Саша.

В идеально сидящем темном пальто, руки засунуты в карманы. Он смотрит на меня, и его лицо, освещенное резким светом уличного фонаря, кажется усталым, постаревшим, с новыми, незнакомыми глазами.

Но взгляд… взгляд все тот же, взгляд человека, привыкшего владеть ситуацией, пронзительный и цепкий. Несколько секунд я не могу издать ни звука, не могу даже дыхание перевести. Мозг отказывается верить, пытается найти хоть какое-то объяснение этому кошмарному видению.

Это не может быть он.

Это невозможно.

— Саша?.. — наконец вырывается у меня хриплый шепот, больше похожий на стон. — Что ты здесь делаешь? — голос предательски дрожит, выдавая весь ужас и смятение, которые клокочут внутри.

Он медленно, словно давая мне время осознать происходящее, выпрямляется и делает шаг вперед, и качает головой. В его глазах, обычно таких холодных и уверенных, мелькает что-то новое, незнакомое. Не расчетливость, а какая-то усталая, глубокая опустошенность.

Это сбивает с толку, заставляет внутренне сжаться.

— Я развелся, Мила. Ее больше нет, — говорит тихо, но мне от этого не легче. Он точно меня добьет после Раевского. — Она не готова быть матерью и вести хозяйство. Мне такая овца не нужна. А сыну не нужна такая мать.

Я смотрю на него, стараясь осознать сказанное, втиснуть эту чудовищную информацию в свое сознание, перевести весь этот пафос на простой реальный язык.

Она ушла.

Бросила его.

Бросила своего собственного ребенка.

Ирония судьбы настолько злая и нелепая, что хочется закричать или захохотать в истерике.

Грудь сжимает от противоречивых чувств, жгучей жалости к тому маленькому мальчику и горького, ядовитого торжества по поводу краха его «идеальной» жизни.

— Что?.. — это все, что могу выжать из себя, не выдавая своего настроения.

— Моему сыну нужна мать, Мила, — продолжает он тихо, с непоколебимым, привычным упрямством. Бывший муж пристально смотрит, пытаясь прощупать мою броню. — Настоящая. Сильная. Которая знает, что это такое. Которая умеет любить по-настоящему, без условий. Он маленький, он напуган, он нуждается в заботе. В настоящей семье, — он делает паузу, и следующая фраза звучит как приговор. — Мой сын нуждается в тебе.

Он делает еще один шаг, сокращая и без того крошечную дистанцию между нами до минимума. От него пахнет дорогим парфюмом и холодным ветром.

Воздух вокруг будто наэлектризовывается, гудит в ушах.

— Я считаю, что ты на эту роль подходишь идеально.

Глава 15

Мила

Я смотрю на него, на это знакомое, но вдруг чужое лицо, и мозг отказывается складывать услышанное в единую картину. Это настолько нелепо, так выходит за границы всякого здравого смысла, что истерический смех сам просится наружу.

— Не очень удачная шутка, Саша, — говорю дрожащим голосом. — Прямо в твоем стиле. Превосходный розыгрыш. Ты всегда умел удивлять, но это… это уже слишком. Решил пощекотать мне нервы спустя столько лет? Что ж, поздравляю, получилось. Ты достиг цели. Можешь ехать обратно к своей… ой, прости, я забыла, она же тебя бросила.

Он не улыбается. В его глазах нет и тени насмешки или игры, лишь непробиваемая, ледяная серьезность.

— Я не шучу, Мила. Я никогда не был так серьезен. Я приехал за тобой. И за Златой, конечно. Вы обе мне нужны. Мы возвращаемся домой, в наш дом, и все наконец-то встает на свои места. Ты будешь прекрасной матерью моему сыну, дашь ему то, чего он был лишен, а я… я буду делать то, что умею лучше всего, обеспечивать семью, давать вам все необходимое. Мы продолжаем нашу жизнь с того места, где ее так грубо прервали.

В груди перехватывает. Он говорит это с такой уверенностью, с такой непоколебимой, почти фанатичной верой в то, что это единственно возможный и правильный вариант, что у меня кружится голова. Он не просто предлагает это, он констатирует факт, как нечто уже решенное и не подлежащее обсуждению.

Он действительно верит в эту безумную авантюру.

— Как продолжаешь свою жизнь? — переспрашиваю, медленно повторяя каждое слово, пытаясь докопаться до сути его безумия, втиснуть его в какие-то рамки понимания. — Неужели ты всерьез думаешь, что я, пережив все это, твое предательство, развод, унижение, соглашусь жить с тобой под одной крышей, играя в счастливую семью, пока ты будешь спокойно искать себе новую, более молодую и удобную любовницу? Чтобы я, как служанка, нянчила твоего ребенка от другой женщины, утешала его ночами, в то время как ты будешь устраивать свою личную жизнь? Ты вообще в своем уме? Ты слышишь, что ты говоришь?

Он молчит, будто обдумывает мой вопрос как сложную, но решаемую задачу, взвешивая все «за» и «против». Потом медленно, обдуманно кивает, как будто приходит к единственно верному выводу.

— Да. Именно так я и думаю. Ты будешь матерью моему сыну. Той опорой, той стабильностью, которая ему отчаянно нужна после того хаоса, что устроила его родная мать. А я… да, мне нужно будет найти другую женщину. По-настоящему подходящую. Надежную. Такую, которая не сбежит при первой же трудности, не бросит своего ребенка. Но на это, очевидно, потребуется время. А пока ты идеально справляешься с ролью мама-заменителя. Ты же всегда хотела еще одного ребенка.

Он говорит это так, словно делает мне одолжение, предлагая взамен моей свободы и достоинства возможность нянчить его сына.

В его голосе нет ни злости, ни цинизма. Есть лишь неопровержимая, почти патологическая уверенность в своей правоте. Это в тысячу раз страшнее любой ярости.

— Саша, у тебя все в порядке с головой? — шепчу, искренне недоумевая, чувствуя, как почва уходит из-под ног. — Ты слышишь себя? Ты понимаешь, что только что сказал? Это же бред. Полный, абсолютный бред. Ты говоришь обо мне, о нас, как о вещах, которые можно передвигать по своей прихоти!

— Со мной все в порядке, — отвечает спокойно, без тени сомнения. — Я трезво и объективно оцениваю ситуацию. У меня есть сын, которому срочно нужна мать. Стабильная, любящая, знающая. У меня есть ты, идеальная, проверенная кандидатура. Все логично и предельно ясно. Я устал от этого бесполезного метания слов, Мила. Нам