Один из многих - Егор Уланов

маленькой девочкой в первом ряду. И конь захрипел, ударился о воду и исчез. Веревка натянулась. А дети как заорут!

Я взглянул на Ай-Херела, губы у него были синие, он бросился на чабана и взял его за грудки. Тот хотел было сопротивляться, но отцы плачущих детей также сбежались к нему и собирались было рвать чабана на куски. Такой себе самосуд. У всех помрачилось в голове. Я, кажется, отстранил нескольких от чабана и крикнул ему: «Режь!»

Он прохрипел: «Чааа», — выхватил нож и бросился к веревке. Ловким ударом разбил он серую змею. Она уползла с палубы в воду. И долго еще мы смотрели на берег, ожидая, что конь выплывет.

Но каменный берег был пуст.

Вода мерно покачивалась, и плеск ее звучал в тишине. Все разошлись. Мы с Ай-Херелом наблюдали, как чабан курил, смотря вдаль. «Эх, немного, совсем немного не дотерпел… Ай, ладно!» — причитал он сам себе.

А я думал, что нам, людям, легче убить, чем даровать свободу. Хотим повелевать… считать себя хозяевами…

Минут через пять «Заря» пришвартовалась. Кинули доски. Уж пара машин проехала. Я сидел как убитый.

Чабан спокойно вышел на берег, размял спину, накинул тулуп и ходил из стороны в сторону, соображая. Тут волна Енисея бросила на камни огромное бездвижное тело. Это был труп скакуна.

Мужики быстро дали по газам, чтоб дети не увидели, и откуда-то донеслись возгласы. На палубе сделалась суматоха, чабан подошел к телу, схватил маленький кнопочный телефон из тулупа и с кем-то разговаривал.

Уж нам было пора, а я не шел. Смотрел на пену реки. Все разъехались. Оставались только я, капитан и Ай-Херел. Он тянул меня, тянул, будто торопился скрыться. Я поддался. Когда мы проходили мимо, чабан закончил говорить, скинул тулуп на землю, достал нож и склонился над черным конем.

Я ничего не понял и спрашивал растерянно: «Что это он?»

«Мясо», — отвечал Ай-Херел, глядя в сторону.

Мы ушли. По дороге я тогда подумал: «Это ведь совершенно чужой край, у них свои порядки». А поймав себя на этой мысли, тут же вспомнил, что был-то я в России. Да уж… мы, русские, удивительно легко миримся со злом. Особенно когда оно нас не касается.

Все стояли завороженные. Дмитрий закончил рассказ.

Глава 5

Он говорил минут десять. Никто его не прерывал. Новые гости собирались вокруг на звук уверенного голоса, в котором можно было услыхать и степной ветер, и плеск Енисея. И те, кто были сначала, и те, кто подошел в середине, теперь рассыпались по зале с лицами растерянными.

Министры нависли над колоннами мрачно, и дамы молчали. В глазах Елены была влага, и она заговорила невольно, как в трансе:

— Неужели в мире есть такие варвары…

Полная Анетта Степановна взволновалась, и Лука Пальцев взял ее за руку, пока никто не видал. А муж ее Леон Соломонович тем временем кинулся всех успокаивать: «Ну что вы, что вы, это же только история. Может, этого и не было никогда. А если и было, так что ж, Россия вон какая большая, великая страна!..»

Всем сделалось от этого неловко.

Видя смятение жены, Кардов встал напротив Дмитрия, скрестив руки.

— Вы могли бы и не рассказывать такую злую выдумку, — не в силах сдержать злости прошипел он.

— Меня просили что-то необычное… — отвечал тот спокойно.

— Всякой вещи свое время! Ваша история неуместна, Дмитрий! Дамы погрустнели, а этого не пристало! — поправляя белый мундир, выговорил Кардов жестко.

Ненависть прошла электрической искрой по телу Дмитрия.

— Эта история прежде всего выставляет в невыгодном свете меня. А все же я рассказал ее. Быть может, послушаем вашу невыгодную историю, Кардов? Скорее, она окажется полна веселья и дамы будут хохотать.

Кардов закусил губу:

— У меня нет невыгодных историй, юноша! И впредь прошу сменить тон… — начал он было, расправив спину и будто нависая над Дмитрием. Но тот громко захохотал, и смех этот был не истерический, не приятельский, а самый что ни на есть злобный. Все, пораженные, уставились на Дмитрия.

— Вы ведь не на службе, чтоб приказывать, — прорычал Дмитрий, смеясь. — И я бы предпочел слушать истории, чем ваш пустой треп!

— Господа, господа! — беспокойно вмешалась Елена, мягко взяв Алексея Юрьевича за локоть, отчего он оглянулся. Дмитрий также осекся. Искра вражды сверкнула, но тут же была поймана и погашена заботливыми женскими руками.

— Мне нужно позвонить, — грубо сказал Дмитрий и направился к выходу. Он резко достал «Сяоми» из внутреннего кармана, как бы показывая, что важный звонок отвлек его. Ему никто не звонил, но в нем было бешенство, которое все сосредоточилось в голубых, прозрачных глазах. Он поднялся на второй этаж, встал там в отдалении, где сидели какие-то чиновники. Долго он крутил телефон, будто переписывается. Потом увидел номер Петьки, и мысль уехать пришла на ум. Что ему здесь? Что его держит? Все решено и давно известно… а все же.

Зеленое платье скользнуло меж гостей, это была Алиса. Она с грацией прошла мимо пары бизнесменов и встала рядом. Лицо Дмитрия, бледное и печальное, показалось ей прекрасным.

— Почему вы ушли от нас?

— Вы знаете, Алиса.

— Да, — она наклонилась к стене и посмотрела вверх на чудную гирлянду настоящих свечей под потолком. В глазах ее пробежал блеск живого огня.

— Но мне вовсе не хотелось портить праздник. Тем более что его организовали вы… — Дмитрий точно оправдывался.

— Зачем же вы так?.. — заговорила Алиса, будто сама с собой.

— Я плохо создан. Когда всем весело, мне грустно, а когда толпа грустит, я некстати шучу.

— Неправда.

— Такова была моя участь с самого детства, — улыбнувшись, произнес он.

— Цитировать Печорина… вам это не идет, — трунила Алиса, наклонив головку.

В первой молодости он грезил литературой и даже вел телеграмм-канал. Оттого иногда любил отвечать словами персонажей; у них с Алисой раньше была такая игра. Она это помнила. Оба они улыбнулись. Меж ними возвращалась откровенность, как меж людьми давно знакомыми, слишком знающими друг друга.

Дмитрий облокотился о стену и показал рукой на людей: «Вы правы, Алиса, сейчас другое время. И героев нет… одни зрители».

Вокруг смеялись, пили, ели и неизменно болтали. А они стояли у стены под сводом растений, будто скрытые ото всех.

Она беспокойно двигала рукой, будто ища чьей-то руки…

— Вы так их презираете?

Дмитрий вздохнул:

— Судя о других, я, прежде всего, отзываюсь о себе.

Девушка дрогнула:

— Так у каждого из нас.

— Быть может, — был ответ.

Еще давно, при их раннем знакомстве Дмитрий и