Один из многих - Егор Уланов

яблочко нарисовано на корпусе. И у компании Apple таких товарных знаков более сотни по всему миру. А если вы разместите вот этот рисуночек на вашем продукте или используете его, то вам штраф, а может, и чего похуже.

Елена только отвечала:

— Поняла. Ловко придумано…

— Да. А в айфоне у вас устройства, камеры, чипы… Это все патенты, лицензии, продажи. Еще внутри у вас приложения, это программы, которые также охраняются. Фотографии, музыка — это тоже охраняется! Таким образом, вы держите в руке физический объект, но весь он состоит из интеллектуальной собственности на триллионы долларов.

— Браво! — зааплодировал Шилов, удивленный такому глобальному открытию.

Дамы переглянулись. Кисли́цын продолжил опять объяснять, не останавливаясь и будто гипнотизируя всех вокруг. Елена улыбалась его шуткам; одновременно он показался ей дельным и умным человеком. Беликов и Немов деловито соглашались, в такт им соглашался Загурский. Лишь Дмитрий был как-то растерян, глядя на ее приветливость и внимательность. Есть души, которые со всеми людьми равно открыты, и их не понять таким, как Дмитрий. Ему было грустно, что минуту назад они с Еленой так же стояли рядом и смеялись, а теперь на его месте другой, и она той же улыбкой одаривает теперь его.

Кавалергардов уличил момент, когда Егор Борисович перешел к «важным» и «нужным» мыслям о развитии инновационной экономики, и тут же обратился к нему:

— А как вы, Егор, относитесь к нотификации ФСБ? И не кажется ли вам такая мера тормозящей развитие производств и IT? Как следствие, и интеллектуальной собственности?

Кислицын пригладил свою бородку и приятельски, как старому другу, отвечал:

— Я, признаться, понимаю, как это все работает, и считаю, что нотификация полностью необходима и оправданна. Но, чтобы не быть нудным и дамы не скучали, честно скажу: лично мое мнение здесь роли не играет, я не эксперт… Все, что касается безопасности: у нас этим занимается целый отдел и, собственно, сама ФСБ, которая вам грамотно обоснует…

Дмитрий улыбнулся.

— Как удобно, что у нас сейчас есть чины прямо из ФСБ, может, спросим у них?

Кислицын явно не знал занятий Беликова и Немова, оттого он замялся на месте и неловко поправлял смокинг. Беликов, поглощенный Алисой, отвечал с выражением.

— Эта мера охранительная и служит безопасности. Нотификация — проверка любого электронного устройства на возможность терроризма или шпионства, если говорить кратко. Каждое устройство, которое может быть опасно, мы не допускаем к ввозу или вывозу из страны…

— Тогда, Василий, пояснишь мне без деталей, что считать устройством, подходящим под нотификацию? — продолжал Кавалергардов.

— Долго, Дмитрий!

— Ну в двух словах. Это ведь сфера безопасности. А нам всем бы хотелось узнать… раз Егор не хочет рассказывать…

И Беликов снисходительно отвечал:

— У нас этим тоже целый отдел занимается. Поэтому я лишь в общих чертах знаю, что да как.

— Удобно, что работники ваших отделов не ходят по балам. Но я не боюсь уморить дам, как господин Кисли́цын, и расскажу. Единого мнения, что подлежит нотификации, нет в природе! Всякий эксперт вам скажет разное, а таможня может вдруг признать, что вам нужно нотифицироваться, и вы с этим ничего не сделаете. Мало того, таможня руководствуется следующим негласным правилом: если устройство может подключаться к сети Вай-Фай, оно подлежит нотификации. Представьте, Елена, мой умный холодильник угрожает безопасности России, может быть использован в качестве шифровального оборудования! Это ведь терроризм! А значит, пора обратиться за разрешением к ФСБ. Обязательно заранее. К тому же на каждую партию. Вас утомило? Но представьте, как это утомило, например, маленьких производителей инновационной электроники. Для больших-то нет проблемы с юристами, бумагой, волокитой. Поэтому у нас почти все дельные стартапы открывают производство в Китае. Сделал продукт и отправил по почте в Европу спокойно без всяких разрешений. И у ВАС в "Сколково", — обращался он к Загурскому, — также с Китаем советуют: открывайтесь там, там легче. Может, вам этим заняться, Егор?

Кавалергардов закончил. Глаза его горели, а на лице Елены проступила печаль, которую можно видеть у русских барышень при патриотических разговорах.

— Вы сгущаете краски, Дмитрий, — игриво отвечал Кислицин. — Я вот был на производствах в Китае, у них там тоже свои проблемы, мы с министром командировались. Тоже, знаете ли, и сырье не то, что у нас, и ограничения присутствуют. А вот в США, вы знаете, как строго?

Кавалергардов вспыхнул и грозно перебил его:

— Вы же сейчас не в министерстве, а все общие фразы! Похоже, что вы проиграли…

— А мы играли разве? — вопросил Кислицин. — Ведь я работаю на благо родины. И это вовсе не игра.

— Уступаю вам, — небрежно ответил Кавалергардов, — но только за тем, что не хочу слышать о Зимбабве вместо России. Лучше сразу оставить.

Кислицын что-то отвечал по-доброму, и все засмеялись. После два этих джентльмена отошли и вернулись в привычный круг министерских чинов. Дмитрий напряженно молчал.

Беликов, чтоб о чем-то говорить, начал наводить досье Кислицына:

— Да этот Егор уже и помощником депутата побыл, и директором ассоциации какой-то модной. Так что он как будто только и ждет теплое место. Как будто для него уже все схвачено.

— Туда ему и дорога, — едко заметил Кавалергардов, — несет ерунду, и сам не знает о чем.

Елена начинала дуться.

— По-моему, — перебила она строго, — Егор Борисович прекрасный специалист.

— Обычный индюк… — отвечал Дмитрий с досадой.

— Вы несносны сегодня! — вскрикнула она непритворно. — Разве вам так хочется со всеми ссориться?

— А вы сегодня всех защищаете, — спокойно возражал он. — У вас инстинкт такой. Вы и меня, наверное, защищали просто от скуки, а не оттого, что я прав.

Воздух плавился, вся компания наэлектризована. Офицеры поглядывали то на Дмитрия, то на Елену. Мари Карме была очень оживлена и рада, что пришла сегодня именно сюда. Только Алиса выглядела взволнованно печальной.

— Я защищаю правду… — с жаром повторяла Елена, — и в моем доме никогда не будут незаслуженно оскорблять людей!

Дмитрий прыснул:

— В твоем доме! — и его интонация была будто вопросительной. Будто это не совсем ее дом. Будто все это она получила неправильно, нечестно. Будто это упрек. Он тут же осекся. Она, кажется, поняла его и чуть не расплакалась на месте. Лицо его выразило болезненное сожаление. Меж ними происходил разговор немой, но выразительный, кажется, совершенно непонятный для остальных.

— Вы предубеждены, признайтесь… — произнесла Алиса, чтобы заполнить паузу, глядя на Кавалергардова. — На это и указывает Леночка, только и всего. Но… если честно, мне этот Кислицын тоже показался невнятным…

Дмитрий пожал плечами.

— Ладно. Я отлучусь ненадолго. Где здесь гостевая?

После этих слов, сказанных рассеянно, не глядя ни