Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 1)

– Да видать, браги перепил, вот она у него внутри и взбунтовалась, – с каменным лицом ответила Млада.

Дружина вернулся спустя некоторое время с точно таким же вытянутым и каменным лицом, какое было у женщины-кошки незадолго до этого. Плёлся он неуверенным шагом, придерживаясь за стены и косяки, а на пороге горницы остановился в глубокой задумчивости и прислушался к своему нутру – не начнётся ли снова? Не начиналось, и он осторожно донёс себя до своего места, будто боясь расплескаться. Усевшись, долго молчал с похоронным выражением на лице. Жена – к нему:

– Дружинушка, а что с тобой стряслось-то?

Дружина икнул, его живот вздрогнул, а лицо опять перекосилось. На бегу развязывая портки, он на полусогнутых ногах второй раз молнией вылетел из дома. Жена, проводив его взглядом, озадаченно пробормотала:

– Будишу, что ли, к знахарке послать за травкой какой… Чтоб закрепило…

– Боюсь, против этого никакая травка не поможет, – проговорила Млада. – Пока до конца не очистится, будет бегать.

– Да что такое-то? – недоумевала женщина.

– Лекарство он моё выпил, – вздохнула Млада, пряча баклажку за пазуху. – Сразу – много. Думал, вкусное… Вот тебе и полакомился.

Дружина вернулся ещё медленнее, чем в предыдущий раз. Дополз до лавки, сел, с ужасом вслушиваясь в свои ощущения. Млада с его женой тоже напряжённо выжидали: что-то будет?

– Фух, кажись, отпустило, – облегчённо выдохнул хозяин дома. – Соколик, это что было-то? Что за зелье? Я инда протрезвел. Мда… – И Дружина почесал во всклокоченном затылке.

– Отвар, очищающий тело и дух, – устало ответила женщина-кошка. – Будет тебе теперь наука, как с лекарствами шутить.

Ещё до рассвета она покинула Звениярское и отправилась-таки в Зимград. Упираясь доверху забрызганными грязью сапогами в доски моста через узкую речку, она думала: «Какого лешего я здесь ещё торчу? Что я тут забыла? Скорее – к Дарёнке…» Город дремотно вонял, какая-то женщина шла спозаранку с корзиной белья к реке. Со старенького и рассохшегося деревянного причала она начала полоскать свои тряпки в тёмной речной воде. Что-то уплыло по течению в туман – то ли рубашка, то ли подштанники, и женщина, пытаясь поймать вещь, с плеском свалилась с причала в реку. Млада встрепенулась: может, пора спасать? Нет: женщина встала на ноги, отжимая мокрый подол и бормоча ругательства. Глубина у берега оказалась всего по колено.

Туман заполнял грудь, Младу клонило в сон. Ноги шагали по деревянной мостовой, а в щели между клейко смыкавшихся век будто застряло колесо… Тошнотворно вертящиеся спицы и копыта лошадей, а в окошке дверцы – знакомые карие глаза в щёточках собольих ресниц, о кончики которых когда-то разбилось сердце Млады. Ведь Дарёнка расстраивается, думает, что матери нет в живых. А в самом деле, что сейчас со Жданой? Нужно хотя бы для Дарёнки разузнать, чтоб она успокоилась и не горевала… Мысли плыли в голове женщины-кошки, как ускользнувшее от прачки бельё.

К лешему обстановку в Зимграде, решила она. Пока есть силы бороться с хмарью – найти Ждану. Сердечная боль уже давно стала лучиком уходящего солнца на прибрежной волне, ласкающей песок. Всё, что было на этом песке написано, слизнула и изгладила целительная вода – время.

10. Корзина яиц, паук в глазу и тайный ход

Солнце остывающим караваем висело в спокойном прозрачном небе: день для поздней осени выдался необыкновенно погожий. Рынок роился говорливой толпой: торговцы зазывали, а народ приценивался, выбирал и покупал, топча ногами чавкающую слякоть, образовавшуюся после нескольких дней дождя. Осеннее ненастье разогнало было людей по домам, и торговля шла вяло, но стоило проглянуть солнцу, как все ожили и выбрались на улицу.

Руку Жданы оттягивала корзина с покупками. Придерживая подол долгополой одежды, женщина ступала по разложенным через непролазную грязь доскам. Со стороны могло показаться, что она, как и все, поглощена рассматриванием товаров, но время от времени её взгляд украдкой пробегал по людям, точно кого-то высматривая в толпе, и тут же опасливо возвращался к прилавкам. А со всех сторон неслось:

– Госпожа хорошая, подходи, выбирай, что приглянется! Вот шапочка из бобра – как раз на тебя! Рукавички меховые, бисером шитые, полушубочки нарядные! Зима грядёт, обновка тёплая надобна!

– А кому подковы, гвозди, петли дверные, крючки рыболовные!

– Капуста свежая, только что с огорода! Руби да в бочки под гнёт складывай – будет чем зимой похрустеть!

– Орехи лесные, самые крупные, отборные!

– Платки узорчатые! Ленты разноцветные, шелка, паволоки иноземные!

Долго Ждана бродила по рынку, испачкала все сапожки, измяла себе бока в толкучке… Служанка отстала, затерявшись где-то в толпе, но это и кстати. Лишние свидетели не нужны. Щёки рдели густым жаром, а сердце тоскливо лизала холодным языком тревога. Где же этот человек с корзиной яиц? Она понятия не имела, как он выглядит, а потому этот неведомый помощник мерещился ей в каждом встречном.

Удивительно, что Милован её вообще выпустил из княжеского дворца. Начальник стражи после встречи с Марушиными псами ходил какой-то смурной, с пустым взглядом, рассеянный и подавленный, точно мысли его были взяты в плен незримой тёмной далью, а в последние несколько дней попахивало от него хмельным. В иное время Ждане и шагу из дома ступить не представлялось возможным в отсутствие мужа – так, чтоб Милован не знал. К ней всегда приставлялась многочисленная охрана, а сегодня Милован откровенно махнул рукой на служебные обязанности и отпустил супругу князя на рынок с одной служанкой и возничим. Сам он сидел в своём кресле, прихлёбывая из расписной чарки что-то весьма крепкое и уставившись перед собой невидящим, осоловелым взглядом, в котором словно застыл отсвет пережитого ужаса. Хоть и не питала Ждана к рыжебородому начальнику охраны особой приязни, но жалость непрошеным гостем заглянула в душу.

– Милован, что это с тобою? – спросила она. – Никак, в чарку заглядываешь?

Тот даже не встал при появлении княгини, единым духом допил своё хмельное зелье, крякнул и зажмурился, ожесточённо и замкнуто глядя в одну точку на полу. Низкий сводчатый потолок, голая кладка стен, решётки на окнах – таково было его рабочее место.

– Ай, не спрашивай, матушка-государыня, – вяло поморщился Милован. – Тяжко мне. Беда нас всех ждёт. И погибель. Так что… езжай, куда собралась. Мне всё едино. Куда тебе там надобно? На рынок? Ну, езжай, прогуляйся, пока можно. Всё равно ж последние дни доживаем.