Елена Хаецкая - Византийская принцесса

— Господи! — прошептал Диафеб. — Сколько же погибло наших?

Он не столько услышал, сколько почувствовал вздох Ипполита; повернувшись в ту сторону, куда смотрел его юный спутник, Диафеб увидел нечто странное: все тела, простертые на поле битвы, пришли в движение, как будто мертвецы ожили и захотели встать, чтобы рассказать о себе.

Но они лишь перевернулись и снова застыли, только одни теперь лежали на спине, а другие ничком. И по этой примете Диафеб понял, кто из погибших был одной с ним веры, — это были те, кто пожелал обратиться лицом вверх, чтобы герцог Македонский мог их узнать. И таковых оказалось большинство.

— У меня сейчас сердце лопнет, — сказал, заикаясь, Диафеб, — едемте скорей! Мы должны узнать в лагере, что случилось.

Вновь прибывших встретил герцог де Пера, который в отсутствие севастократора командовал войсками. Теперь ему предстояло разделить эту ответственность с герцогом Македонским. Оба герцога обнялись, выражая радость от встречи, а затем Диафеб обратился к герцогу де Пера:

— Под стенами города мы видели множество погибших христиан. Расскажите, как это произошло!

Герцог де Пера помрачнел:

— Это вышло по случайности.

— Хороша случайность! — нахмурился Диафеб. — Мы насчитали больше ста мертвых тел.

Ему показалось, что герцог де Пера слишком легкомысленно относится к беде.

— Но как вам удалось разглядеть все в таких подробностях? — удивился герцог де Пера. — Ведь к стенам Бельпуча ни при каких условиях не подойти вплотную, а отличить христиан от турок издалека невозможно, настолько все они перемазаны кровью и глиной!

— Христиане лежат лицом вверх, — сказал Диафеб. — И будут так лежать в ожидании достойного погребения, доколе мы не возьмем город. А все турки перевернуты лицом вниз, в землю, которую они так хотели завоевать. Взгляните на них сами и поймете. А теперь ваш черед рассказывать. Да смотрите, чтобы вам как-нибудь случайно не солгать! Что здесь произошло?

Герцог де Пера с грустным лицом поведал, что за день до того из города выехал небольшой отряд турок. Они стали носиться взад-вперед, размахивать оружием и выкликать обидные слова. И граф де Сен-Жорди принял вызов: вместе со своими людьми он вышел из лагеря и набросился на турок. Те обратились в бегство, а граф погнался за ними. И тут из-за прикрытия выскочили огромные полчища врагов. Они окружили графа и убили его и весь его отряд.

Выслушав эту историю, Диафеб долго молчал, потому что боролся со слезами и обидой, а затем разжевал комок, что застрял под языком, и сказал:

— Все это случилось потому, что здесь нет моего брата, севастократора! Тирант Белый никогда не допустил бы подобной оплошности. Но вы-то, герцог де Пера! Вы ведь все зубы на этой войне потеряли — и все-таки позволили графу де Сен-Жорди ввязаться в такое безрассудное сражение! Разве вы не знали, что турки часто отступают только для виду, а потом, заманив противника в ловушку, его истребляют? Да разве мы и сами так не поступали? Знаете, что я думаю? — добавил он. — Я думаю, что доблесть не богатством и знатностью приобретается, а мужеством и изобретательностью. И отныне византийцам нечего кичиться перед нами, бретонцами, своим знатным родом и землями! Потому что если вы и дальше будете воевать подобным образом, то останется у вас одна только знатность, а всех своих земель вы лишитесь.

Герцог де Пера кусал губы и смотрел на Диафеба с ненавистью. А сильнее всего грызло сердце герцога де Пера сознание того, что Диафеб совершенно прав. Только высказал он свою правоту слишком прямолинейно, мало заботясь о последствиях, и тем самым ухитрился в первые же часы нажить себе врага.

Закончив менять повязку на ноге севастократора, лекарь возвращался к себе в комнаты. Он не слишком был доволен ходом лечения. Вроде бы все делалось правильно: мази изготавливались из наилучшего целебного сырья и накладывались щедро, повязки были в меру тугими и из хорошего полотна. Специальный слуга следил за тем, чтобы Тирант хорошо кушал. Но севастократор не поправлялся. Напротив, выглядел с каждым днем все хуже.

Лекарь старался не думать о том, что будет, когда Тирант умрет. А этот день виделся лекарю не за горами.

И потому, возвращаясь от севастократора, лекарь пребывал в скверном расположении духа.

И вдруг перед ним явилась черная тень в развевающемся плаще, а в руке она держала большой зазубренный нож, какими часто пользуются турецкие солдаты.

— Остановись! — приказала эта тень громким, звонким голосом.

Лекарь замер ни жив ни мертв и уставился в капюшон, который, как ему почудилось, был совершенно пуст. «Уж не сама ли Госпожа Смерть явилась в императорский дворец? — смятенно подумал бедный лекарь. — Наверняка сейчас спросит меня о том, где находится севастократор, чтобы затем войти к нему в комнату, когда он совершенно беспомощен, и отрубить ему голову».

Потому что в темноте нож показался лекарю не чем иным, как лезвием острой косы.

Не сводя глаз со страшного видения, лекарь прижался спиной к стене, а Госпожа Смерть и впрямь спросила его о Тиранте:

— Где находится севастократор?

— Он… там, — показал лекарь.

Смерть поглядела в ту сторону, куда он махнул, а затем зловеще усмехнулась:

— Хорошо, ты верный человек и не лжешь. Надеюсь, не станешь лгать и впредь. Говори: в каком он состоянии? Сильно ли болен? Есть ли надежда на исцеление? И как выглядит его нога? Так ли ужасно, как об этом говорят люди?

Лекарь молчал, выбирая, с какого вопроса начать свои ответы, и молясь про себя Господу Богу, чтобы Смерть была удовлетворена услышанным. Наконец он рассудил так: коль скоро собеседует с ним сама Смерть, то ей будет приятно узнать о том, что севастократор вот-вот испустит последнее дыхание. И тогда она смилостивится и отпустит его с миром.

Поэтому лекарь проговорил, тщательно взвешивая на языке каждое слово:

— Нога севастократора сломана ниже колена, причем таким образом, что наружу вышла и кость, и находящийся внутри нее мозг, мясо вокруг разорвано, и рана выглядит ужасно. По человеческой немощи севастократор призвал к себе лекарей, ибо не хотел расставаться с белым светом и уходить в ночную тьму, — это ведь в природе людей!

— Если Господь призовет севастократора, — сказала принцесса из-под своего черного капюшона, — то уж точно не в вечную тьму, но в райские сады, ради блаженства.

— В таком случае тебе, госпожа, легче будет принять то, что я открою, — охотно согласился лекарь (он решил во всем поддакивать гостье, которую так боялся). — Я полагаю, что дни севастократора сочтены. Печать гибели уже лежит на его лице. Ты смело можешь мне поверить, потому что я повидал немало и выздоравливающих, и умирающих! А Тирант Белый из Бретани выглядит так, словно лишь по недоразумению спит не в гробу, а в обычной постели.