Елена Хаецкая - Византийская принцесса

Тирант содрогнулся всем телом:

— Турки здесь?

— У самых ворот, — подтвердила Рахиль.

— Этого не может быть, — медленно произнес Тирант.

Ладони Рахили сжали его виски крепче, не позволяя ему качать головой.

— Встань-ка с постели да погляди сам, если ты такой недоверчивый! — сказала Рахиль. — Они ближе, чем ты думаешь.

Тирант схватил ее за руку и стиснул:

— Голубушка, попроси, чтобы мне принесли одежду да полотенец побольше! И пусть оседлают ту лошадку — они знают, смирную. Мне нужно выйти, иначе все пропало…

Рахиль засмеялась и выбежала из комнаты.

Скоро к севастократору явились слуги и лекари, и поднялась суета: кто-то вливал в рот Тиранту укрепляющие капли, чтобы сердце не стучало так сильно и чтобы в боку не кололо; кто-то туго обматывал его ногу множеством полотенец, дабы она не слишком страдала; кто-то натягивал на него рубаху, и войлочный гобиссон, и кольчугу. Затем, держа севастократора под руки, его вывели на двор, под ослепительное византийское солнце, и, жмурящегося, почти ослепшего, усадили на коня.

Лошадка, участница бельэстеровского заговора, казалось, узнала Тиранта и обрадовалась ему. Она весело побежала к воротам, а большой отряд вооруженных всадников поскакал вслед за севастократором. Но никаких турок у ворот не оказалось, и Тирант остановился.

Перед ним расстилалась равнина, чуть дальше горизонт плавно плыл холмами. Темные пятна рощ и лесов сменялись желтыми пятнами полей; впереди сверкало залитое золотом море.

Тирант оглянулся на город, на его стены, возведенные по приказанию самого Господа, и вдруг до самого сердца его дошли слова о том, что посягнуть на Константинополь означает пролить кровь самого Иисуса Христа. А рядом с Тирантом улыбались греческие воины, смуглые от загара, светлоглазые и светловолосые.

— Что происходит? — спросил Тирант. — Где турки?

Капитан подъехал к нему ближе, и Тирант увидел, что за спиной у капитана сидит, раскинув ноги, старая Рахиль.

— Разве и без турок жизнь нехороша, сеньор? — спросил капитан.

— Вы солгали? — не веря собственным ушам, переспросил Тирант.

— Точно! — захохотал капитан. — Так ведь не я солгал, а эта старая еврейка, потому что ни я, ни один из ваших солдат не сумел бы так ловко сказать неправду вам прямо в глаза! Уж мы-то знаем вам цену, сеньор севастократор!

Тирант только головой качал. Он всей грудью вдыхал свежий воздух, свободный от вони старых повязок и надоевших ароматических масел. А старуха прижалась щекой к спине капитана и принялась хихикать.

— Что ж, — сказал наконец Тирант, — все вы меня провели ради моего же блага. Как мне наградить вас?

Все весело молчали, глядя на него, а капитан сказал:

— Мы уже получили свою награду, севастократор.

Глава восемнадцатая

Осада Бельпуча шла своим чередом, скучная и томительная. Турки сидели в городе, ожидая, пока к ним по морю придет подкрепление. Установить полную блокаду, прервав сообщение турок с гаванью, не представлялось возможным: у Византии для этого не хватало кораблей.

Иоанниты должны были скоро возвращаться на Родос: срок их службы у императора закончился, и приор только ожидал попутного ветра, чтобы поднять паруса.

Но хуже всего было для христиан то обстоятельство, что оба предводителя их войска, герцог де Пера и герцог Диафеб Македонский, сильно не ладили, так что даже преимущества, которые имелись у византийцев, они не могли обратить себе на пользу.

Чуть в стороне от города Бельпуч протекала река — один из притоков реки Трансимено. Много лет назад эта речка огибала холм и подходила к самым стенам Бельпуча, но затем русло изменилось, и поток оказался ближе к тому месту, где сейчас находился лагерь христиан.

Христиане сразу смекнули, как следует использовать это водное изобилие. Когда турки делали вылазки из крепости Бельпуча — а подолгу сидеть за стенами и не высовываться наружу было не в их характере, — христиане перво-наперво набирали полные ведра и бочки этой воды и разливали ее повсюду. А поскольку почва там была глинистая и всю траву вытоптали лошадьми или выжгли, то становилось очень скользко. Турецкие кони не могли бежать в атаку, а воины скользили и падали, как будто кто-то подрубал у них ноги.

Поэтому турки решили отвести поток обратно в старое русло, чтобы у христиан не стало доступа к этой воде. Они собрали большой отряд, вооружили его мотыгами и пиками и под покровом темноты выбрались из города. Проделав часть пути незаметно для христиан, они добрались до пересохшего русла. Чтобы оно вновь наполнилось водой, следовало срыть часть близлежащего холма.

А турецкая конница, прикрывавшая этот пеший отряд, спряталась в роще в полумиле оттуда.

С восходом солнца турки принялись копать.

В лагере герцогов де Пера и Македонского это заметили. Было решено тотчас вооружиться и сесть на коней, чтобы помешать врагам исполнить их намерение. Христиане выехали из лагеря и во весь опор помчались на врага. Бросив мотыги, турки похватали свои пики и начали отбиваться от нападающих. Так продолжалось какое-то время, после чего турки решили не настаивать больше на своем. Они начали срывать с себя доспехи, чтобы ловчее было удирать, и пустились в бегство.

Со стороны могло бы показаться, что бегут они беспорядочно и помышляют только о том, чтобы как-нибудь спасти свою шкуру, но на самом деле они устремились к развалинам одной старой крепости, которая стояла среди лугов никем не занятая и совершенно заброшенная. Крепость эта представляла собой гору серых руин, и только одна стена у нее частично уцелела.

Христианская конница гналась за неприятелем неотступно. Чтобы попасть на другой берег полноводной реки — нового русла, следовало преодолеть брод, такой глубокий, что местами приходилось не идти по нему, а плыть. Эта переправа задержала конников, и, когда те выбрались на берег, турки успели уже добежать до древней крепости и скрыться за сохранившейся стеной.

Герцог Македонский придержал коня и, разглядывая развалины, сказал:

— Сеньоры, я полагаю, разумнее нам было бы остановиться. Эта крепость сильно мне не по душе.

Герцог де Пера тотчас возразил:

— Чем же она вам не по душе, сеньор Диафеб? Это просто гора развалин, и мы легко выкурим турок оттуда!

— Господь с вами, сеньор герцог! — сказал Диафеб горячо. — Я всего лишь год с ними сражаюсь, и то знаю, что они горазды на всякие хитрости.

— А я сражаюсь с ними всю жизнь, — язвительно отвечал герцог де Пера, — и лучше вашего знаю, как они трусливы. Вы ведь и сами видели, что при первой же неудаче они обращаются в бегство.