Кармен. Комсомол-сюита - Зоя Орлова

— С чего это? — Я искренне удивилась. — И в мыслях такой ерунды нет.

Виталий только грустно усмехнулся.

— Это ты сейчас так говоришь. Все так говорят. А потом, глядишь… а специалист уже не специалист, а чья-то жена, да еще на сносях. У нас тут места такие… женильные, — он загадочно улыбнулся. — Спорим, что через год замуж выйдешь?

Теперь уже я застыла с открытым ртом. Чего? Места какие? Женильные⁈ ' «Чур меня, чур!» — возрыдал Борис Годунов'. Я улыбнулась в ответ.

— Нет, товарищ председатель завкома, не буду я с вами на такие темы спорить. Места, понимаешь ли, у вас женильные… «Ха-ха» три раза! Но словечко это я себе запишу.

— Что у тебя с жильем? — спросил уже серьезно Виталий.

— Все в порядке, шеф, ночую в постирочной.

— Где⁈ Да что они там все, сдурели, что ли? Вот я поговорю с комендантом… У нее же бронь горкомовская есть, как раз для таких, как ты, для приезжих специалистов с высшим образованием. Вот, блин!

Он не удержался и стукнул кулаком по краю стола. Посуда на наших подносах подпрыгнула, жалобно звякнули ложки с вилками.

— Виталий, хочешь приличное ругательство? Чтобы даже при дамах можно было высказаться?

— А такое есть?

— Ага, мы ж московские, у нас все ругательства такие. Короче, когда припрет, не «блинкаешь», а интеллигентно так восклицаешь: «Джентльмены, какого Диккенса⁈». Или на французский манер: «Месье, какого Вольтера⁈».

— Годится.

Виталий снова заулыбался, мы понимающе пожали друг другу руки. А я подумала, что с таким председателем комсомольского комитета я точно сработаюсь.

Обед закончился, и мы с Виталием шли из столовой обратно.

— Что у тебя еще осталось недооформленного? — спросил он.

— Собственно, заявления я все написала, приказ уже подписан, пропуск будет готов к концу дня. Остается медосмотр. Петр Петрович сказал, что я могу взять один день на это дело, с разрешения главного редактора, конечно.

— Ну так не тяни с этим. А главред — мужик нормальный, на медосмотр отпустит. Идем-ка сейчас к вашему коменданту. Надо тебя в человеческое жилье переселить. Ну, Лидия… вот баба поперёшная! Язва прободная… Чего удумала! В постирочную! Сама бы поспала в ванне, посмотрел бы я на нее… Какого Диккенса⁈

«Горкомовская бронь» оказалась просторной угловой комнатой на последнем, четвертом этаже, с двумя окнами, с туалетом и даже душем. В маленькой прихожей встроенный шкаф для одежды. Но самый шик был в том, что в комнате был телефон. Вот это было просто замечательно! У меня же теперь ненормированный рабочий день, может понадобиться что-то согласовать даже поздно вечером или очень рано утром, а на первый этаж к общему телефону-автомату не набегаешься.

— А междугородный звонок отсюда можно? — спросила я.

— Только по области. А если надо в Москву, то только с городского Узла связи, — объяснил Виталий.

Этим же вечером я добралась до переговорного пункта на Узле связи и заказала звонок домой, в московскую квартиру, где у телефона дежурила наша домработница Зина. Пока телефонистки запрашивали канал на Москву, я читала городскую газету и экземпляры заводской многотиражки. Городская газета называлась «Камень Рабочий», и меня почему-то это название ужасно смешило. Хотя умом я понимала, что в свое время, в начале века, такое название местным большевикам казалось очень правильным, говорящим. Газета с историей, с судьбой, менять название теперь было бы уже как-то нелогично, даже неправильно.

— Москва, вторая кабина! Москва! Вторая кабина! — услышала я голос барышни-оператора, подскочила и буквально ворвалась во вторую кабину. Схватила трубку, а там уже причитает сквозь слезы наша милая домработница:

— Але! Але, Муля! Тебя не слышно!

— Зиночка, миленькая, я здесь! Я тебя слышу хорошо! — от волнения я тоже закричала в трубку. На том конце громко вслипнули. — Зина, у меня все хорошо, — заговорила я уже спокойнее, — не плачь, пожалуйста. Я долетела нормально, потом автобусом доехала. И представь себе, меня на вокзале встретили на машине и прямо до места довезли, — приврала я. — Так что вы все зря волновались, так маме и передай.

Зина, видимо, успокоилась и заговорила уже без всхлипов:

— Маменька твоя шибко переживает, ты же у нас к комфорту привыкшая, а там хотя бы горячая вода-то есть?

К комфорту? Зина, добрая душа, забыла уже, видимо, про мое житье-бытье в интернате да в студенческой общаге. Это дома у нас комфорт, опять же Зиниными стараниями, ведь мы сами бывали там только наездами да набегами на выходные. Так что, не так уж я избалована.

— Зиночка, ты маме передай, что у меня в общежитии совсем отдельная комната, с душем и туалетом. И кровать удобная, и шкаф для одежды есть. Так что у меня все хорошо.

— Вот ты сама родителям-то и пропиши все, как есть, — сказала Зина.

— Я напишу, обязательно напишу, — ответила я. — Просто ты-то им прямо сегодня сможешь все передать, а письмо когда еще дойдет. Но я все подробно напишу, честное слово

Потом я попросила Зину собрать и выслать мне посылкой теплые вещи. Лето уже перевалило за середину, того гляди дожди начнутся и станет прохладно. Ну, и еще разное, по мелочи.

— Город-то хоть большой? Приличный? Как называется?

— Да я же только первый день здесь, — отвечала я. — Так что город толком еще не видела. В выходные погуляю, осмотрюсь. Знаю только, что город старинный, еще в семнадцатом веке заложен, вокруг первого местного завода.

— А как называется? — оживилась Зинаида.

— О, название замечательное, — я улыбнулась, — Камень Верхний. Представляешь? Такое вот название. А речка вообще называется Иштарка, почти как египетская богиня.

Я представила, как сейчас у Зины округляются глаза и отвисает челюсть. Она очень любит уральские сказы Павла Бажова, так что для нее эти названия звучат, как волшебный заговор. В трубке повисла пауза.

— Алло, Зиночка! Ты пропала. Не слышу тебя, — поспешно переспросила я.

— Ты не путаешь? — услышала я в трубке странно изменившийся голос.

— Нет, конечно. Так и называется — Камень Верхний. Такое ни с чем не перепутать, — радостно выпалила я.

— Заканчивайте, — влезла в разговор телефонистка, — линия перегружена.

— Да-да, девушка, — поспешно отозвалась я. — Зинуля, миленькая, целую тебя!