Фрейлина - Тамара Шатохина

выйти не должно, — ткнул он опять пальцем в сторону секретаря. Тот застрочил у себя…

Дальше мы с Фредериком дружно благодарили, а потом я пыталась понять — в чем фишка такой спешки? Но так и не догнала, прости, Господи… Что за счет казны — приятно, но смысл так спешить? Ну да ладно… за три дня маменька должна успеть подъехать.

Потом я еще что-то понемногу пихала в рот, жуя долго и тщательно. Улыбалась, пыталась слушать… а окончательно пришла в себя возле Кавалерского домика.

Проводив до крыльца, мой жених теперь уже… Фредерик поцеловал мне руку.

— Вам нельзя так утомляться. Я не одобряю ваше выступление… речь сегодня — видимо же, это стоило вам многих нервов. Но и горжусь… уже, как лицо к вам причастное, горжусь вашей способностью к свободному мышлению. Доброй ночи, Таис. Я рад, что венчание так скоро. Сегодня я окончательно… в себе, утвердился в решении об этом.

И, собственно, удалился…

Подтянув шлейф, я тяжело поднялась по ступеням.

— Барышня, да что же такое? Вы будто спите на ходу, — сокрушалась Ирма.

— Спать… просто спать, — жалобно попросилась я.

Перебор. Он прав — для меня это уже перебор, пожалуй.

Я не готова. Не готова… быть там и так. К такому нужно или привыкать с детства, или как-то… постепенно, дозами, что ли? Более милосердно.

А так я не готова.

Глава 29

У меня всегда была чертовски крепкая психика. Вот просто на удивление. Никогда я не вспыхивала спичкой, не выходила из себя… всегда умела или нейтрально промолчать, или ответить, но всегда адекватно. Это вопрос самоуважения и самоощущения.

Зеркальное общение — это ясно и просто. Отвечаешь тем же — всего-то.

Было просто до тех пор, пока не случился разговор с Ольгой. Кронпринцессой… Ее королевским высочеством. Сестрой по общему монастырю.

После того приема мне нужно было перезагрузиться эмоционально. Понятно же, что охватившая вдруг вселенская усталость не имела никакого отношения к физической форме. Физически я отлично отдохнула за ночь, морально же…

Чтобы совсем не расклеиться, я не стала лежать весь день, хотя и очень хотелось. Попросила Ирму одеться в домашнее, без корсета, платье. С корсетом, кстати, пора было завязывать. Особого неудобства я пока не чувствовала, но дать расправиться ребрам, встать на место внутренним органам следовало еще до того, как начнет расти живот.

Так что… позавтракав и сидя в кресле, который уже раз я просматривала стихи Таи, пачкала черновой лист, тренируя почерк и даже пыталась подобрать рифму в смысл к наброскам, найденным в ее альбоме.

'Лишь удивленье легкое, поклон…

Как-будто поразившись позабытым…'

Но хоть убей, не догоняла — что именно могло следовать за этими строками.

За то время, что прошло до обеда, меня беспокоили раз десять. Доставлялись кем-то записки с приглашением прибыть с визитом… их я откладывала, чтобы потом посоветоваться. Вспомнилась кстати мадам Нессельроде… тут я сразу и поняла с кем советоваться желательнее всего.

Потом подошла средних лет женщина, назвавшаяся помощницей швеи. Вместе с Ирмой они раздели меня до панталон и сняли мерки. Пользуясь случаем, я незаметно и печально ощупала размер титечек, образовавшийся в результате жизненных коллизий — тяжеленькие…

Ни фасон, ни украшение платья со мной не обсуждали, что не особо расстроило, но удивило — как с нуля можно сшить свадебное платье за два дня, да еще и вручную? Хотя на что-то исключительное я и не претендовала.

Да и вообще… свадебный мандраж и переживания обычно связаны отнюдь не с нарядами, а это не мой случай.

Перед самым обедом Ирма внесла плоскую лакированную шкатулку — подарок от жениха.

Вчерашнее сверкание чего-то там… вспоминалось будто в тумане. Но тогда точно была другая шкатулка, поменьше.

В этой я нашла замечательной красоты веер — к пластинам из перламутра были прикреплены страусовые перья, вернее их пушистые кончики. Большие веера войдут в моду потом, позже. Этот же был уже привычно небольшим и необыкновенно нежным. В какой-то экспозиции, очень давно я видела… помнила что-то подобное — понятно же, что изготовлен он такой не один.

Но этот теперь — мой… зависла я, любуясь. Никогда не наблюдала в себе тяги к роскоши. Осторожно разложила игрушку, боясь сломать, обмахнулась… повеяло чем-то свежим и сладким — то ли жасмин, то ли ландыш.

— Каждый день помолвки положено отмечать подарком, — мечтательно заметила Ирма, — хотя бы цветком… розой в росе или свежим марципаном, конфектой, глиняной свистулькой…

— Прекрасный обычай, — млела я от удовольствия и сразу грусти, вспоминая душистую клубнику. Глядя на корзинку на полочке бюро.

— В Пруссии много прекрасных обычаев, связанных с ухаживаниями и влюбленностью, а Вюртемберг совсем рядом… — будто тоже прониклась Ирма лирическим настроением.

А потом последовал очередной стук в окошко, горничная вышла… Меня извещали о приглашении на прогулку сразу после обеда — по Нижнему парку с Ольгой Николаевной.

— Ничего, ничего… — приговаривала Ирма, собирая сытую меня и затягивая на спине повседневную форму: — Только не договаривайтесь, барышня, ни о чем на будущее утро, а лучше и весь день. Может случиться примерка платья, а еще мне нужно будет укоротить ваш волос, попробовать разные прически к венчанию…

Ольга подошла немного раньше срока и уже ждала меня, рассматривая статуи Большого каскада. Я извинилась, присела… Кроме Аннет и Вари, рядом с ней больше никого не было. Но и этих двух она попросила дать нам поговорить, когда мы направились вглубь парка.

Правда, оглянувшись потом, я заметила двух кавалергардов, присоединившихся к фрейлинам.

— Здесь мне не позволено быть совсем без охраны. А Натали я отпустила на сегодня. Иногда она кажется мне… словно старой девой в молодом теле. Будто и ничего бы, но постоянно докучает нравоучениями, а я почему-то не в состоянии пресечь это… — задумчиво отметила Ольга, — всегда была прилежной, послушной, боялась разочаровать собой папа́и мам а. Теперь уже знаю — все дело в моей первой гувернантке Шарлотте Дункер. Она не знала иной родины, как шведский монастырь и меня не любила, но внушила уважение к людям и работе. В пять лет, Таис, я уже могла говорить, читать и писать на трех языках, — остановилась она напротив белоснежной статуи Антиноя Дельфийского.

Выполненная из белого мрамора, она изображает полностью обнажённого юношу с идеальным телом. Фигура не героически-мужественная, скорее такой… мягкий, романтический образ, что мне в ней всегда и нравилось: поза не напряжена,