Фрейлина - Тамара Шатохина

Глава 23

Спрятаться бы, залечь где-нибудь… отключиться на время, а то голова лопнет.

Но в доме Ирма и капустные щи — нельзя. И никуда нельзя — я не одета. Взгляд упал на густые заросли сирени у крайнего домика… я медленно шла туда, как зомби — забиться в них, как смертельно раненая собака и окончательно сдохнуть.

— Барышня! Да стойте же, барышня! Беда…

Я обернулась.

— Илья Ильич… немного не до вас. Простите сердечно… присяду я, посижу немного, — у стены за углом очень кстати обнаружилась узкая лавочка — ноги плохо держали. Я шагнула к ней и села. Растерянно оглянулась, узнавая и не узнавая место с этой стороны.

— Опять вы словно бы не в себе, Таисия Алексеевна. Заговариваетесь. Потому не отступлюсь, простите уж и вы меня. Да только снова вытаскивать вас из воды нету никакого моего желания. Не зря видать приглядывал…

— Спасибо. То есть… это вы меня вытащили? — доходило, как сквозь вату.

— Да вот как сейчас, так и тогда вы шли — будто неживая. Решил следом пойти и вышло, что не зря. Думал было — не поспел, да обошлось.

— И поблагодарить тебя нечем, — горько констатировала я, — ни копеечки на руках.

— Матушка ваша… вот же он, — сунув руку в карман, вытащил он золотой и попробовал его на зуб: — Каков, а? Вот и улыбнулись… вот и ладно. Все ладно будет, барышня. А нужна копеечка, так вот она — держите, — совал он мне в ладонь монету.

— Бог с тобой, спрячь, Илья Ильич — твое это, — уже выходила я, кажется, из ступора, — просьба у меня — принеси щи сюда, будь добр. Там Ирма уже притащила обед. А у меня сил нет… только сам, слышишь? Не она, а ты принеси.

Стараясь не дышать, я выплеснула суп в траву и вернулась на лавочку. Илья стоял рядом, чего-то ждал.

— А… — вспомнила я. Пришла вдруг мысль в голову, а с ней и несмелая надежда: — Сможешь сам найти Петра Пантелеймоновича? Помощник доктора Мандта, может знаешь его? Свекольников.

— Разберусь, — пообещал солдат.

— Разберись. Только чтобы не знал никто и не слышал. Попроси его подойти. Быстро, как только сможет. Сильно нужно — вопрос жизни и смерти… жизни и смерти, Илья Ильич.

Глядя, как тот уходит, я потихоньку остывала и злилась — на себя. Ну может же быть элементарное отравление! Или клубники переела. Или съела антисанитарию какую-нибудь вчера на острове.

Ну, а если все-таки… есть тут понятие врачебной тайны? Хотя какой там! Даже наши медики в каких-то случаях обязаны докладывать в органы…

Ирме я объяснила, что переела клубники — муторно и живот крутит. Уведомила, что послала за врачом. И почти сразу уснула, завернувшись в кокон из одеяла. Пока нет ясности, казнить себя мыслями не имело смысла. И я устала.

Доктор пришел ближе к вечеру.

Отослав горничную к Ильичу — отдать тому повязку, я сбивчивым шепотом попросила привычно уже пламенеющего Свекольникова проверить мочу на предмет беременности. Краснея не меньше него, между прочим.

— Так… стало быть, у вас случилось… — мялся мужчина.

— Естествование? Да кабы ж знать, доктор, что это такое. Может и случилось. А только мутит и сильно.

Вытащив из-под кровати горшок, я подсунула его ближе к бедному Свекольникову. Сама отвернулась — стыдно было почти до обморока! Мне он нравился. А когда человек нравится, важно и мнение его о тебе, и отношение.

Врач не мужчина, а существо профессионально бесполое — привычно успокаивала я себя. Вся надежда на то, что еще и милосердное.

— Простите, но… естественная жидкость должна быть еще теплой, — продолжалась пытка стыдом.

В общем… в конце концов… разок выплеснуть в окно — и не трагедия. Присесть и пожурчать за спиной у чужого мужика — тоже, как оказалось.

— Мне жаль. Но, видите? — совал он мне под нос горшок и тихо шептал: — шипения не произошло, а значит… с прискорбием вынужден сообщить, Таисия Алексеевна, что вы в тягости.

— Золотой с меня, доктор, — отчаянно выдохнула я, — только дайте мне время решить вопрос, — умоляла, прислушиваясь к шагам, стукам и шебуршению в соседней комнате. Мне везло — Ирма чем-то занята.

— Благодарности мне никак не нужно, это я у вас премного в долгу — государыня трижды уже вызывала по надобности и вашей рекомендации, — печально смотрел на меня Петр Пантелеймонович, — да я бы и так смолчал, но вы ведь что-нибудь сделаете с собой, как и принято в таких случаях. Или топиться кинетесь, или кочергу внутрь себя сунете, или яду примете. А мне потом и перед Богом, и перед государыней нести ответственность.

— Я не вопрос тягости решать стану, а замужества, доктор. О чем вы? Пару дней всего, а там и говорить никому не придется!

Проводив врача, давшего горничной какие-то рекомендации по моему «лечению», я опять забралась в кровать. Завернулась в одеяло, отвернулась к стене и замерла.

А вот теперь пора думать.

Я и соображала.

Абортировать себя народными способами — безумие. Срок неясен, но, скорее всего, маленький. Топилась Тая с горя от предательства или уже поняв, что не сберегла девичью честь, теперь не так важно. Признаки беременности проявились позже, о ней она, скорее всего, так и не узнала.

Разгребать досталось мне.

И узнать об этом позоре не должен никто — особенно Константин с Загорянским. Просто не потяну, сердце не выдержит! Это конец всему. Доверию к моим словам в первую очередь.

Дальше — Веснин. Как вариант. И соврать ему не получится — врач все-таки. Да и на будущее… значит, нужно все по чести.

Дубельт. Отец он, понятное дело. Но в ту сторону я даже не дернусь — не то время, чтобы ловить мужика на живот. Да и всё мне уже им сказано.

Вариант уехать рожать к маменьке не рассматривается. Лучше пропаду без вести, чем их с Мишей опозорю. Своей беременностью репутацию семьи и фамилию Шонуровых я просто уничтожу.

Топиться тоже не вариант — просто не хочу.

Значит, Веснин. По моим прикидкам, появится он скоро, а день-два роли уже не играют. Сейчас главное — не спалиться перед Ирмой, она мне времени точно не даст. Слишком идеальна, слишком профессионал, чтобы