Сьюзен Джонсон - Рискуя всем

— Значит, я просто наивна. Позор! Тебе следует открыть мне, где можно встретить таких… э… партнеров.

— Пройдись по улице, дорогая. Ты, разумеется, сознаешь, как красива.

— Мне всегда твердили, что рыжие волосы — это вульгарно.

— И ошибались.

— Мой муж утверждал…

— Он лгал.

Легкая улыбка коснулась сочных губ.

— Я хочу отдаться тебе за твою доброту.

— У меня другие причины желать тебя. Ну что, мир?

— Ты сделаешь, как я прошу?

— Не смей мне приказывать!

— Ты просто подслушал мои мысли!

Ухмыльнувшись, он сбросил рубашку.

— Черт возьми, до чего же мы вежливы друг с другом!

Он встал и начал расстегивать брюки.

— За это я готова быть учтивой даже с кузеном Дики.

От соблазнительного бугра, распиравшего ширинку, невозможно было оторвать взгляд.

— За это?

Он выпустил на волю своего зверя — тяжелый, с набухшими венами пенис поразительной длины, с раздувшейся до гигантских размеров головкой.

— О Боже! — ахнула она, ощущая пульсацию предвкушения между бедрами, невольную реакцию на поразительное зрелище.

Флинн поспешно скинул брюки и шелковое нижнее белье.

— Помоги мне раздеться, — попросила Фелисия. — Я хочу чувствовать тебя всего.

Поднявшись с постели, она, трепеща, повернулась к нему спиной.

— Скорее, пожалуйста, скорее!

Он распознал дрожь в ее голосе и понял нетерпение, но оценил и старания быть сдержанной и по возможности вежливой. Хотя сам готов был наброситься на нее.

— Пуговички такие маленькие. Прости, я такой неловкий.

Но он достаточно часто упражнялся и поэтому довольно быстро управился с маленькими, обтянутыми тканью пуговичками. Едва платье упало на ковер, как Фелисия тут же избавилась от сорочки и встала перед ним, обнаженная и прекрасная. Ее тело сотрясалось в предвкушении соития, и столь беспомощная потребность вызвала во Флинне странное ощущение участия и сочувствия, так отличавшееся от обычной похоти. Он замер, правда, ненадолго, поскольку давно привык к ночам страсти и почти не отличал одной женщины от другой.

— Давай-ка испробуем для начала постель, — предложил Флинн, обнимая ее за талию и подводя к кровати.

О, это уж слишком… Он намекает на то, что будет и продолжение! Фелисия попыталась успокоиться. Флинн нежно гладил ее по спине, пока дрожь не унялась, исподтишка наблюдая, выжидая, прежде чем поднять ее на руки.

— Прости.

— Ты не виноват. Я просто не очень опытна во всем этом.

— Ты чересчур долго была одна.

— Тебе неприятно?

— Отнюдь, кроме того, у нас впереди вся ночь.

— Вся ночь? — встревожилась она. — Но я не могу.

— Почему?

Флинн не собирался отпускать женщину, не отведав всех ее прелестей сполна.

— Мои слуги будут беспокоиться.

Он постарался скрыть потрясение.

— Пошли им записку.

— Но что они подумают?

Сев на матрас, Флинн притянул ее к себе на колени и мягко объяснил:

— Дорогая, это всего лишь слуги. В данном случае записки более чем достаточно.

— Они скорее друзья.

— Друзьям тоже придется довольствоваться запиской. Напиши, а я вызову посыльного, — предложил он.

— Прости.

Стараясь игнорировать тяжесть в паху, он великодушно отмахнулся:

— Это не проблема.

— Мне правда очень жаль, — пробормотала она, не сводя глаз с его бедер.

— Я могу подождать.

— Ты правда очень мил.

— Посмотрим, сможешь ли ты повторить это утром, — усмехнулся он. — Я не дам тебе спать всю ночь.

Открыв ящик стола, он вынул листок бумаги и конверт.

— Правда? Всю ночь? Ты не… шутишь?

Весело блеснув глазами, Флинн поднял ручку с письменного прибора.

— Даю слово.

Фелисия глубоко вздохнула.

— Я ошеломлена.

— Поверь, это будет лучше, чем тебе представляется.

Он захватил чернильницу и двинулся к кровати.

— Лучше?

— О да, это я могу гарантировать.

Он не чувствует ни малейшей неловкости от своей наготы!

— Потому что ты часто это делаешь и знаешь о женщинах все?

— Потому что ты необыкновенная и интригуешь меня, и я готов вспахивать тебя всю ночь.

— О Боже…

Почему-то грубость не оскорбила ее, а наоборот, где-то в глубине, в самом сокровенном месте, вспыхнул огонь.

— Пиши, — тихо скомандовал Флинн, сунув ей в руку перо и чернила. Фелисии приходилось сдерживать себя, чтобы не коснуться его могучей плоти.

Подойдя к телефону, Флинн спросил:

— Хочешь, чтобы записку передал родственник твоего слуги?

Фелисия поколебалась, не желая обнаруживать перед посторонними свои слабости. С другой стороны… учитывая то, как быстро распространяются новости, ее пребывание в номере принца Уэльского уже наверняка известно всем. Лучше уж пусть придет тот, кого она знает, по крайней мере сплетни не будут такими злобными.

— Вызови Клода, — попросила она, продолжая писать.

Герцог Графтон быстро бросил несколько слов на безупречном французском, и Фелисия подумала, что сама она ни за что не смогла бы противиться этому мягкому, но властному голосу. Коротко ответив на вопросы, он повесил вычурную трубку и с улыбкой повернулся к Фелисии:

— Похоже, Клод ждал, что его позовут. Как мне удалось выяснить, твой Даниель уже ищет тебя.

— Какой кошмар! Я сейчас умру от стыда. Наверное, все уже знают.

— Меня заверили, что твое присутствие будет сохранено в тайне.

— Да кто же ты, в конце концов? — выпалила Фелисия, глядя на него широко распахнутыми глазами. — Почему штат отеля так услужлив?!

— Я много проигрываю в казино.

— Значит, не скажешь, — огорчилась она, подписавшись под несколькими короткими фразами.

— Я сказал все, что тебе нужно знать.

— Правда, после сегодняшней ночи это вряд ли будет иметь значение, — смирилась она, решив не обращать внимания на его уклончивость. — Да и я в огромном долгу перед тобой.

— Поэтому ты здесь? — поинтересовался Флинн, скептически подняв бровь.

— А тебе не все равно?

Он долго изучал ее великолепную наготу, лицо, горящее предвкушением наслаждения.

— Абсолютно.

Уголки ее рта дернулись в ответной улыбке.

— А вот я так не думаю.

— Ты закончила? — Он кивнул на записку, циничная гримаса куда-то подевалась. — Сейчас придет Клод.

Опомнившись, Фелисия наспех сложила листок, сунула в конверт и вручила Флинну. Тот отнес письмо к столу, запечатал и, вынув из шкафа серый шелковый халат, накинул его и вышел из спальни. Дверь тихо закрылась. В номер постучали как раз в тот момент, когда герцог отсчитывал сумму, которая могла обеспечить полное молчание прислуги. Если мисс Гринвуд живет в Монте-Карло, лучше, чтобы о ее эскападе никто ничего не знал.