Трагикомедия бродяги любви - Людмила Вячеславовна Федорова

самому, без денег Генриетты, и решил пойти играть в азартные игры на деньги, как когда-то в тяжёлые времена…

… А тем временем вечером юная леди ждала возлюбленного, приготовив ему в изящном фарфоровом тазу воду для умывания, уже успела, и поужинать, и переодеться в нежно-розовую ночную сорочку с кружевами и бантами. Она ждала с большим волнением, ведь он предупредил её в записке, что пошёл в бедные районы на азартные игры, а там ведь всякое может быть: за жульничество и прикончить могут…

… Тут к Генриетте заглянула её горничная молоденькая девица Линда и робко протянула:

– Эм,… леди, вернулся… (Линда не знала, как назвать сожителя любовника по-другому, но не хотела такими словами обидеть добрую госпожу, вот и запнулась) … сеньор Казанова…

Генриетта радостно воскликнула:

– Ой, как хорошо, я уже переволновалась за него! А что же, Линда, он сам не проходит?

– Леди, понимаете, сеньор Казанова попросил сначала предупредить меня вас о его приходе, потому что у него сейчас внешний вид… далеко не соответствующий приличному дворянину…

– Скажи, чтобы перестал стесняться и проходил! – с милой улыбкой на юном личике со вздёрнутым носиком.

… Тут в комнату зашёл Джовано. Вид у него и, впрямь, был ужасный, рукава рубашки порваны, сам весь изгваздался, как поросёнок, длинные русые вьющиеся волосы разлохматились, а уж лицо и руки все были покрыты синяками и ссадинами. Генриетта только руками всплеснула, да со смехом изрекла:

– Ой, Джованни, милый, на кого ты, бедный, похож! Просто горгулья настоящая!!! Давай, проходи, любимый, будем приводить тебя в порядок, «горгульечка» ненаглядная моя! Да не вздумай к окну подойти, а то соседи испугаются, подумают, что у меня действительно статуя горгульи ожила! Хи-хи!

Джовано с тяжёлым вздохом и невесёлыми мыслями подошёл к позолоченному трельяжу, где стоял изящно расписанный фарфоровый таз с водой, Генриетта взяла чистое полотенце и дезинфицирующие примочки, чтобы в первую очередь помыть и обработать синяки, ссадины и царапины, а потом уже разбираться дальше.

Генриетта мыла ему лицо и руки, обрабатывала нежно и заботливо все синяки и царапинки примочкой и ласково щебетала, периодически поправляя свои распущенные длинные каштановые локоны:

– Милый, что случилось там на этих азартных играх? Зачем ты, вообще туда пошёл? Неужели ради денег? Зачем? Я ведь хорошее тебе содержание положила, неужели не хватает? Так я добавлю, только, умоляю, не ходи ты играть в азартные игры на деньги, эти уличные хулиганы на всё способны. Они и добить бы могли….

– Да, – стал извиняющимся тоном объяснять Джовано, – Я хотел не ради самих денег, а ради самооценки сам что-нибудь заработать. Вот и пошёл играть в азартные игры, раньше у меня ловко получалось, а сегодня я не понял, как они заметили, что я мухлевал, ну, и решили поколотить меня за это, извини, дорогая, что так получилось…

– Ничего-ничего, милый, просто прошу, не рискуй больше так собой, я же волновалась за тебя. Ничего, «горгульечка» моя, сейчас с ссадинами разберёмся, потерпи, потом помоешься, переоденешься, поужинаешь, и будем отдыхать… – прощебетала Генриетта, и вдруг от неожиданности даже ручку свою нежную изящную одёрнула: Джовано заплакал…

… Заплакал искренно, по-настоящему, взахлеб, как мальчик, а не как любят пафосно говорить поэты «потекла скупая мужская слеза», словно вместе с непрошеными слезами случайно вырвалась на свободу старая душевная боль, которую столько лет за маской мужественного сильного человека прятал ото всех Джованни…

Генриетта сначала не поняла причины такого поведения, а потом вспомнила его рассказ о детстве, о дальнейшей жизни, и поняла, что она нечаянно сделала, какую струну в его она затронула: ведь ни в детстве, ни взрослым он никогда не знал проявление заботы. Она была первая, кто отнёсся неравнодушно к Джовано, чем и растрогала сейчас его до слёз…

Молодой человек же быстро перестал плакать, вытер слёзы и прошептал:

– Извини, дорогая, это так, минутная душевная слабость, просто меня так растрогало твоё поведение. Я натворил глупостей с этими азартными играми, пришёл поздно и в ужасном виде, а ты не осудила меня, не посмеялась, а вот так заботливо взялась обрабатывать все эти синяки, что мне понаставили за жульничества. Я не ожидал такого понимания, извини…

Генриетта тихо закрыла свои большие глаза шоколадного цвета, нежно чмокнула Джованни и ответила:

– Не извиняйся, любимый, я поняла всё, не осуждаю, ты мне можешь доверять всегда…, я же твой самый близкий человек…

Джовано мило улыбнулся с радостным блеском в огромных светло-табачных глазах и пошёл в ванну умываться и переодеваться в красивый наряд, потом в столовой поужинал, и влюблённая пара дружно приютилась на большом позолоченном парчовом диване за чтением философских работ Фиокрита…

– Милый, – обратилась Генриетта к Джованни, – Ведь ты сам делал переводы, и мне очень понравилось, сочиняешь стихи и пьесы, на мой вкус, талантливо, ты говорил, что ты – автор нескольких медицинских научных книг, но твои книги не издают только из-за скандальной репутации. А, раз тебе так хочется что-то заработать самому, своим умом, знаниями, повысить самооценку, давай вместо тебя в издательство книги принесу я! Какая разница, кого все читатели будут считать автором? Мы-то будем знать, что успех твоих книг – только твоя заслуга, твой труд, а я просто принесу, чтобы не могли они придраться к репутации…

– Эх, – тяжело вздохнул Джовано, – Это было бы шикарно, но невозможно, тебя никто не примет в издательстве по одной простой причине – ты женщина, считается, что заниматься таким высоким творческим трудом должен только мужчина, а женское дело – хозяйство или, если она богатая, развлекаться рядом с богатым и успешным мужем. Если бы книги принёс кто-то из друзей, но у меня один настоящий друг, Ромео, а у него такой вид и манеры… сразу видно отсутвие любого нормального воспитания, никто не поверит, что он может что-то написать…

Тут Генриетта предложила:

– А что, если меня переодеть мужчиной? Бинтом замотаем грудь, чтобы всё плоско было, оденем в мужскую одежду, волосы просто в хвост лентой соберём, как у тебя, и всё…

– О, – обрадовался Джовано – А ведь хорошая идея! И, правда, может получиться, и наконец-то мои труды увидят читатели! Умная ты всё-таки, Генриетта, видно, что человек ты незаурядный! Всё, завтра берёмся за воплощение твоего плана, будем делать из юной красивой леди молодого симпатичного… герцога Диего Риччи! А сейчас давай уже ляжем спать, сил сидеть уже нет…

… И, правда, на следующее утро после завтрака неутомимая парочка взялись за подготовку к своей афёре. Продумали всё с внешним видом Генриетты, извели несколько рулонов бинтов, чтобы сделать фигуру юной леди совершенно плоской, как у мужчины, продумали мужской наряд, собрали каштановые волосы в хвост лентой…

– Сойдёт! – с дольным тоном и обаятельной улыбкой на светлом нежном