Джейн Кренц - Обольщение

Наследник улыбнулся жесткой улыбкой. Он походил на хищную птицу. Серебристо-серый цвет его глаз только усиливал это впечатление.

— Ну как же. Записки великолепной Физерстоун были разосланы всем потенциальным жертвам. За определенную сумму мужчина мог выкупить свое имя из мемуаров.

— Шантаж, — мрачно бросил Джулиан.

— Конечно, — согласился Дарегейт с равнодушно-скучающим видом.

— Мужчина не должен платить, когда его шантажируют. Получив плату, вымогатель будет преследовать жертву и дальше, требуя большего.

— Я уверен, что именно так и решили Гластонбери и Плимтон, — кивнул Дарегейт, — а в результате они не только нашли свои имена в мемуарах Шарлотты, но на них еще и накинулись газетчики. Очевидно, их доблести в ее будуаре не произвели на великолепную Физерстоун особого впечатления.

Майлз простонал:

— Что, в мемуарах даже такие детали?

— Боюсь, что да, — насмешливо отозвался Дарегейт. — Только женщина может запомнить все мелочи, недостойные интереса мужчины, на которые он не обращает внимания: как, например, принять ванну, поменять белье, прежде нем нанести визит даме. А в чем дело, Майлз? Ты никогда не был в числе защитников Шарлотты, не правда ли?

— Нет, но Джулиан какое-то время был. — Майлз рассмеялся.

— Слава Богу, это было так давно. Она, наверное, уже забыла меня, — поморщился Джулиан.

— Я бы на это не полагался. У женщин такого сорта очень хорошая память.

— Не беспокойся, Джулиан, — поспешил на помощь Майлз. — Если тебе повезет, твоя жена никогда не услышит про эти мемуары.

Джулиан что-то проворчал и снова уткнулся в газету. Черт побери, но уж он-то об этом позаботится!

— Скажи мне, Рейвенвуд, — прервал его Дарегейт, — когда ты представишь новую жену обществу? Все горят нетерпением увидеть ее. Сколько можно ее прятать?

— Между новостями о маневрах Веллингтона в Испании и мемуарами Физерстоун у общества есть чем занять свое внимание, — негромко отвечал Джулиан.

Таргуд и Дарегейт открыли рты, собираясь возразить, но, взглянув на холодное выражение лица друга, передумали.

— Не взять ли еще бутылочку кларета? — предложил Дарегейт. — Что-то в горле пересохло. Весь вечер играл в карты. Как вы?

— Да. — Джулиан отложил газету в сторону. — Думаю, что присоединюсь.

— Не будете ли вы сегодня вечером у леди Иствелл? — беззаботно поинтересовался Майлз. — Ходят слухи, что лорд Иствелл получил утром записку от Шарлотты.

— И все гадают, известно ли об этом леди Иствелл? — уточнил Джулиан. — Я видел его в бою на континенте. И ты, Дарегейт, видел. Этот человек знает, как постоять за себя перед лицом врага. И он, конечно, сумеет справиться с женой.

Дарегейт печально улыбнулся:

— Оставьте, Рейвенвуд, мы оба знаем, что борьба с Наполеоном — это пикник на берегу моря по сравнению с битвой с рассерженной женщиной.

Майлз понимающе кивнул, хотя всем было известно, что он никогда не был женат и ни разу не имел серьезного романа.

— Да, ты очень мудро поступил, не прихватив жену. Очень мудро. Никаких волнений.

Целую неделю в Лондоне Джулиан пытался убедить себя, что поступил справедливо. Но сегодня вечером, как и всяким вечером по приезде, сомнения терзали его душу.

Он скучал по Софи. Это было необъяснимо и неприятно, но это было так. Он совершил глупость, оставив ее в деревне. С ней следовало поступить иначе. К несчастью, Джулиан не знал как.

В смятении духа он вышел из клуба позднее обычного, вскочил в ожидавший его экипаж и задумчиво уставился в окно, глядя на темные улицы и на освещенные окна и витрины.

Как только он вспоминал, что с ним проделала Софи, когда он предъявил права мужа, в нем вспыхивал гнев. И по несколько раз в день он повторял, что обязан ее проучить в самом начале брака, пока она еще наивна и податлива. Она не должна увериться, что может им управлять.

Но как бы он ни старался напоминать себе о ее поступке и о том, как важно пресечь неповиновение в самом зародыше, вспоминалось совсем другое. Он скучал по утренним прогулкам верхом, по беседам о фермерском хозяйстве и по вечерним играм в шахматы.

Он скучал по ее очарованию и женственности, по тому, как она воинственно вздергивала подбородок, принимая его вызов, по трогательной наивности, которая мягко светилась в ее бирюзовых глазах. Он вспоминал ее счастливый озорной смех и то, с какой радостью она давала советы слугам и арендаторам.

В последнюю неделю он постоянно ловил себя на мысли, что пытается представить, что именно сейчас в облике Софи в беспорядке. Он закрыл глаза, желая вспомнить ее верхом на лошади в шляпке, съехавшей на ухо, или с отлетевшей каймой на юбке. Доставит же она хлопот своей горничной.

Софи совершенно не похожа на его первую жену.

Элизабет всегда выглядела безупречно. Каждый ее локон лежал на месте. А низкий вырез платья позволял подать ее прелести в самом выгодном свете. И даже в спальне первая графиня Рейвенвуд сохраняла свое совершенство. В обольстительно пикантных ночных рубашках она являла собой богиню любви. Самой природой она была предназначена, чтобы возбуждать страсть мужчин и обольщать на их же погибель, Джулиан всякий раз чувствовал себя больным, вспоминая, как он сам попал в ловушку колдуньи, сплетенную из шелковой паутины.

Он решительно отбросил воспоминания. Ведь он выбрал в жены Софи именно потому, что она ничем не напоминала Элизабет. И он проследит, чтобы новая жена никогда не походила на первую. Любой ценой, но он не позволит Софи пойти разрушительным путем Элизабет.

Зная точно, что хочет от Софи, он, однако, не был так уверен в средствах достижения цели. Наверное, оставив Софи в деревне, он совершил ошибку. И она там без присмотра, и он здесь, в городе, не у дел.

Экипаж замер перед роскошным городским домом Джулиана. Граф мрачно взглянул на парадную дверь и так же мрачно вспомнил об одинокой постели, ожидавшей его. Если бы он захотел, то развернул бы экипаж и поехал на Тревор-сквер. Марианна Харвуд, без всякого сомнения, с удовольствием приняла бы его, несмотря на столь поздний час.

Но даже предвкушение чувственных чар красавицы Харвуд не свернуло его с пути целомудрия, который он выбрал себе после свадьбы. Уже через сорок восемь часов после возвращения в Лондон Джулиан понял, что на свете есть только одна женщина, с которой он хотел бы оказаться в постели, — его жена. Такая одержимость ею была, несомненно, прямым следствием того, что он согласился отсрочить их первую брачную ночь, решил Джулиан. Он выбрался из экипажа и поднялся по лестнице. Однако его не покидала уверенность: в следующий раз, когда они окажутся с Софи в постели, они запомнят это событие до мелочей.