Джорджетт Хейер - Тени былого

– В Париж, где купил харчевню. Переодел Леони мальчиком, и она пробыла мальчиком семь лет. А сейчас она мой паж и останется им, пока я не положу конец этой комедии.

– А что тогда?

Джастин постучал отполированным ногтем по крышке табакерки.

– Отвезу ее в Англию… к моей сестре. Я даже думаю… э… не удочерить ли ее. То есть стать ее опекуном. Разумеется, при ней будет почтенная компаньонка.

– Но почему, сын мой? Если вы желаете добра la petite, отошлите ее ко мне.

– Любезный отче, я еще никогда никому не желал добра. У меня есть причина оставить этого ребенка у себя. И, как ни странно, я очень к ней привязался. По-отцовски, поверьте мне.

Вошла домоправительница, держа поднос, котором стояли вино и рюмки. Она поставила та под рукой своего хозяина и удалилась.

Де Бопре налил своему гостю канарского.

– Продолжайте, сын мой. Я все еще не понял, чем могу помочь вам и ради чего вы проделали такой путь.

Герцог поднес рюмку к губам.

– Очень скучная поездка, – согласился он. – Впрочем, дороги у вас недурны, не то что наши английские. Я приехал, отец мой, попросить, чтобы вы рассказали мне все, что вам известно про Леони.

– Известно мне, мосье, очень мало. Ее привезли сюда младенцем и увезли, когда ей едва исполнилось двенадцать.

Джастин наклонился вперед, упершись ладонью в стол.

– Откуда ее привезли, mоn риrе?

– Это всегда скрывалось. Мне кажется, приехали они из Шампани. Но прямо они мне никогда об этом не говорили.

– И даже… на исповеди?

– Нет. Но от этого вам пользы не было бы, сын мой. Просто по некоторым словам mиre[39] Боннар я заключил, что они родом из Шампани.

– Мосье! – Глаза Джастина чуть раскрылись. – Прошу вас говорить со мной прямо. Наблюдая, как Леони росла с младенческих лет, вы никогда не сомневались в том, что она дочь Боннаров?

– Порой я недоумевал, мосье…

– И только? И не было ничего, что указывало бы, что она не Боннар?

–Ничего, кроме ее лица.

– И ее волос, и ее рук. Но она никого вам не напоминала, отец мой?

– В нежном возрасте уловить сходство бывает затруднительно. Внешность ведь еще только складывается. Когда mere Боннар умирала, она пыталась сказать мне что-то. О Леони, я знаю, но она скончалась, не договорив.

Его светлость сдвинул брови.

– Какая досада.

Губы кюре сурово сжались.

– Но la petite, сударь? Что с нейсталось, когда она уехала отсюда?

– Как я вам уже сказал, ее вынудили выдавать себя за мальчика. Боннар женился на какой-то сварливой бабе и купил в Париже харчевню. Фу!

Его светлость взял понюшку табака.

– Может быть, и к лучшему, что Леони считали мальчиком, – негромко заметил де Бопре.

– О, несомненно. Я встретил ее как-то вечером, когда она убежала, чтобы избегнуть побоев. Я купил ее, и она ошибочно вообразила меня благородным героем.

– Надеюсь, mon fils, что ей не придется изменить это мнение.

И вновь герцог улыбнулся.

– Долго играть эту роль очень тяжело, отец мой. Но поговорим о другом. Едва я ее увидел, как у меня мелькнула мысль, что она родственница… человека, которого я знаю. – Он метнул быстрый взгляд на лицо кюре, но оно осталось непроницаемым. – Да, кого-то, кого я знаю. И я начал действовать, исходя из этого убеждения. И оно укрепилось, mon риrе, но доказательств у меня нет. Вот почему я приехал к вам.

– И приехали напрасно, мосье. Ничто не указывает, Боннар Леони или нет. У меня тоже возникли такие подозрения, и потому я постарался преподать ей все, что было в моих силах. Я пытался оставить la petite здесь, когда умерли старики Боннары, но Жан воспротивился. Вы сказали, что он обходился с ней жестоко? Приди мне такая мысль, я сделал бы больше, чтобы оставить ее у себя. Но у меня такой мысли не возникло. Да, Жан мне никогда не нравился, но в те дни он обходился с la petite достаточно хорошо. Он обещал, что напишет мне из Парижа, но не написал, и я совсем потерял его из виду. А теперь оказывается, что случай свел вас с Леони и вы заподозрили то, что подозревал я.

Джастин поставил рюмку на стол.

– И вы подозревали – что, mon риrе? – Это был не вопрос, а требование.

Де Бопре встал и отошел к окну.

– Когда я увидел, какой грациозной растет девочка, когда смотрел на эти синие глаза, эти черные брови в сочетании с огненными волосами, мной овладело недоумение. Я старик, а это было пятнадцать с лишним лет тому назад. Но уже и тогда я давно потерял всякую связь со светским обществом, не встречал никого из знакомых моей юности. К нам сюда, мосье, новости доходят редко, и моя неосведомленность вас может только удивить. Как я говорил, Леони росла у меня на глазах, и с каждым днем я все больше и больше поражался ее сходством с членами семейства, которое знавал до принятия сана. Не узнать потомка Сен-Виров довольно трудно, мосье. – Он обернулся и посмотрел на Эйвона.

Герцог откинулся на спинку стула, глаза под тяжелыми веками холодно блестели.

– И, думая так… подозревая это, отец мой, вы допустили, чтобы Леони увезли от вас? И вы же знали, что Боннары приехали из Шампани. Полагаю, вам известно, что поместье Сен-Виров находится там.

Кюре взглянул на него с высокомерным изумлением.

– Я не понимаю вас, мосье. Да, я правда полагал, что Леони – дочь Сен-Вира, но для чего ей было знать это? Если бы мадам Боннар держалась иного мнения, она сама поговорила бы с ней. Но Боннар признавал девочку своей дочерью. И было лучше, чтобы Леони ничего не знала.

Карие глаза широко раскрылись.

– Mon риrе, видимо, мы не поняли друг.друга. Короче говоря, кем вы считаете Леони?

– Вывод, мне кажется, ясен, – ответил кюре, краснея.

Эйвон закрыл табакерку с: громким щелчком.

– Тем не менее, отец мой, будем называть вещи своими именами. Вы сочли Леони дочерью графа Сен-Вира и крестьянки, которую он удостоил своим вниманием. Вероятно, вы не осведомлены об отношениях графа и его брата Армана.

– Я ничего не знаю ни о том, ни о другом.

– Это очевидно, mon риrе. Имейте терпение выслушать меня. Когда в тот вечер я натолкнулся на Леони в Париже, меня осенило несколько догадок. Сходство с Сен-Виром поразительно, уверяю вас. И вначале я подумал то же, что и вы. Но тотчас у меня в памяти всплыл облик сына Сен-Вира, каким я видел его в последний раз. Неотесанный мужлан, отец мой. Неуклюжий, большеногий пентюх. И тут я вспомнил, что Сен-Вир и его брат всегда смертельно ненавидели друг друга. Вы понимаете, как все оборачивается? Жена Сен-Вира – женщина болезненная, и всем известно, супругой он обзавелся только назло Арману. Теперь, что по иронии судьбы происходит затем? Три года проходит, а графиня не дарит своему мужу и повелителю ничего, кроме мертворожденного ребенка. Но потом – чудо: в Шампани на свет появляется сын. Сын, которому сейчас девятнадцать. Прошу вас, отец мой, на минуту вообразите себя на месте Сен-Вира, не забывая, что огонь волос Сен-Виров нередко вспыхивает и у них в мозгу. Граф твердо решает, что на этот раз осечки не произойдет. Он увозит графиню в деревню, где в положенный срок она разрешается от бремени… скажем, девочкой. Представьте себе злость Сен-Вира! Но, отец мой, предположим, что он приготовился и к такой возможности. А в его поместье проживает семья Боннар. Предположим, что Боннар находится у него в услужении. Мадам Боннар производит на свет сына за несколько дней до рождения… Леони. В припадке сен-вировского безумия граф меняет девочку на мальчика. Видимо, он щедро заплатил Боннару. Ведь нам известно, что семья Боннар переехала сюда и купила ферму. С собой они привезли Леони де Сен-Вир, а своего сына оставили, чтобы он стал… виконтом де Вальме. Eh, bien?