Джорджетт Хейер - Тени былого

– По-видимому, мадам суждено много бессонных ночей, – сказал Эйвон.

– Ах нет, мосье! Подумайте! Говорят, своего пажа вы купили. Но то, что куплено, может быть продано, не так ли?

– Логично.

– Да, да! Логично! Мосье, я раб моей жены. – Он поцеловал кончики пальцев. – Я – пыль под ее ножками. – Он сплел пальцы. – Я должен исполнять любую ее прихоть или умереть!

– Моя шпага к вашим услугам, – любезно предложил герцог. – Она в углу у вас за спиной.

– Ах нет! Слова мосье не могут означать отказа! Это немыслимо! Мосье, назовите любую цену, и я заплачу!

Эйвон встал, взял серебряный колокольчик и позвонил.

– Мосье, – произнес он медовым голосом, – передайте мой нижайший поклон графу де Сен-Виру и скажите ему, что Леон, мой паж, не продается. Жюль, дверь!

Де Фогенак уныло встал.

– Мосье?

Эйвон поклонился.

– Мосье! Вы ошибаетесь! Вы не понимаете!

– Поверьте, я прекрасно все понимаю.

– И столь бессердечно перечите желанию дамы!

– Увы, мосье! Я глубоко огорчен, что вы не можете остаться подольше. Мосье, ваш слуга! – И с поклоном он выпроводил Фогенака за дверь.

Не успела она закрыться за толстячком, как снова открылась, и в библиотеку вошел Давенант.

– Кто, во имя семи чудес света, это был? – спросил он.

– Ничтожество, не стоящее внимания, – ответил его светлость. – Он хотел купить Леона. Такая наглость! Я уезжаю в деревню, Хью.

– В деревню? Зачем?

– Запамятовал. Без сомнения, я потом припомню причину. Имей терпение, мой милый, и не брани меня: я все еще более или менее в своем уме.

Хью сел.

– В своем уме ты никогда не был. И не слишком блюдешь законы гостеприимства, слово джентльмена.

– О, Хью! Молю твоего прощения на коленях! Я злоупотребляю твоей добротой!

– Черт возьми, ты весьма учтив. Леон будет тебя сопровождать?

– Нет. Я поручаю его тебе, Хью, и прошу заботливо следить за ним. Пока меня не будет, он не должен выходить из дома.

– Я так и думал, что тут кроется какая-то тайна. Ему грозит опасность?

– Н-нет, пожалуй. Право, не знаю. Но держи его взаперти, мой милый, и ничего не говори. Мне не понравится, если с ним случится беда. Каким невероятным это ни покажется, но я начинаю привязываться к этому ребенку. Видимо, я дряхлею.

– Мы все его полюбили, – сказал Хью. – Хоть он и бесенок.

– Бесспорно. Не позволяй ему допекать тебя, он дерзкий ребенок. И к несчастью, ему невозможно это втолковать. А вот и он!

Вошел Леон и, встретившись с глазами герцога, безмятежно улыбнулся.

– Монсеньор, вы сказали, что я буду сопровождать вас в три, а уже половина четвертого.

Плечи Хью затряслись от сдержанного смеха. Он отвернулся и закашлялся.

– Видимо, я обязан тебе извинением, – сказал герцог. – Прошу прощения. Я никуда не еду. Подойди сюда.

Леон подошел к нему.

– Да, монсеньор?

– Я на несколько дней отправляюсь в деревню, дитя. Завтра. Будь добр, во время моего отсутствия во всем слушайся мосье Давенанта и ни в коем случае не выходи из дома, пока я не вернусь.

– О! – Лицо Леона вытянулось. – Так я с вами не поеду?

– Я отказываю себе в этой чести. Прошу, не спорь со мной. Вот все, что я хотел тебе сказать,

Леон повернулся и поплелся к двери. У него вырвался всхлип, и Эйвон улыбнулся.

– Дитя, это еще не конец света. Я вернусь, надеюсь, через неделю.

– Я хочу… я так хочу, чтобы вы взяли меня с собой!

– Это очень невежливо по отношению к мосье Давенанту. Не думаю, что он будет дурно с тобой обращаться. Кстати, я сегодня останусь дома.

Леон вдруг вернулся.

– Вы… вы не уедете завтра не попрощавшись, правда, монсеньор?

– Ты сам усадишь меня в карету, – обещал герцог, протягивая ему руку для поцелуя.

Глава 7

САТАНА И СВЯЩЕННИК ПРИХОДЯТ К СОГЛАСИЮ

Гасположенная в Анжу в шести-семи милях к западу от Сомюра деревня Бассинкур выглядела чистенькой и аккуратно застроенной. Белые дома располагались вокруг ее центра – квадратной рыночной площади, вымощенной булыжниками величиной с кулак. Северную сторону площади обрамляли дома наиболее зажиточных ее обитателей западную – домики поскромнее, и там от нее ответвлялась дорога, которая петляла между тремя фермами к западу от Бассинкура. На южной стороне располагалась серая церквушка, с квадратной колокольни которой надтреснутый колокол созывал прихожан на молитву. Собственно, церковь, с трех сторон окруженная кладбищем, непосредственно с площадью не граничила и отстояла от нее на несколько десятков шагов, а сбоку, посреди собственного сада, виднелся небольшой дом кюре, словно ласково улыбаясь площади улыбкой доброго хозяина.

По восточной стороне теснились лавки, кузница и белая гостиница. Над ее открытой дверью висел ярко-зеленый щит с намалеванным на нем восходящим солнцем. Вывеска раскачивалась под порывами ветра, скрипела, если они были сильными, но чаще только шуршала на своих ржавых цепях.

В этот ноябрьский день площадь гудела голосами, отзываясь эхом на звонкий детский смех или удары лошадиных копыт по булыжнику. Старый фермер Мовуазен привез в Бассинкур на продажу трех свинок и остановил тележку у дверей гостиницы, чтобы перемолвиться двумя-тремя словами с ее хозяином и выпить кружку светлого французского эля, пока свинки у него за спиной похрюкивали и пофыркивали.

Поблизости у прилавка, за которым матушка Гоньяр продавала овощи, толпились женщины, то прицениваясь, то сплетничая. Несколько девушек в жестких юбках, подобранных выше лодыжек, обутые в неуклюжие деревянные сабо, оживленно болтали у старинной арки кладбищенских ворот. В середине площади у фонтана сгрудились овцы, между которыми бродили возможные покупатели, ощупывая и оглядывая их. Со двора кузницы доносились звонкие удары молота по наковальне и обрывки песни.

И в этот приют хлопотливой безмятежности въехал в строгом черном костюме, отделанном золотым галуном, его светлость герцог Эйвон верхом на нанятой лошади. Он свернул на рыночную площадь с восточной дороги, которая вела в Сомюр. Чуть только подковы его лошади застучали по неровному булыжнику, он натянул поводья и, сидя в седле с небрежным изяществом, слегка упираясь рукой в перчатке в бедро, неторопливо оглядел площадь.

Его появление привлекло всеобщее внимание, Жители деревни рассматривали его с головы до ног, от треуголки до шпор на сапогах. Одна из девушек, заметив ледяные серые глаза и тонкие изогнутые губы, захихикала и шепнула подругам, что их навестил сам дьявол. Они насмешливо посоветовали ей не быть дурочкой, но она исподтишка перекрестилась и отступила в глубину арки.