Похищенный. Катриона - Роберт Льюис Стивенсон

всяком случае, я убежден, что открыто вступиться за меня она все-таки не осмелилась: ведь ее папенька и так уже был замешан в этом деле слишком глубоко. Именно он убедил Катриону покинуть кров ее родственницы — вернее, больше под него не возвращаться — и поручил ее заботам четы Грегоров, очень достойных людей, всегда готовых услужить лорду-адвокату, а ей внушивших доверие, так как они принадлежали к одному с ней клану и семье. Они укрывали ее, пока не приспело время и все не было подготовлено, а тогда помогли ей устроить побег ее отца и вновь предоставили ей тайное убежище, после того как ее выпустили из тюрьмы. Вот так Престонгрейндж заполучил и использовал свое орудие, и никто даже не заподозрил, что он знаком с дочерью Джеймса Мора. Разумеется, побег из тюрьмы столь опорочившего себя человека вызвал кое-какие толки, но власти в ответ явили пример строгости: одного тюремщика наказали плетьми, а начальник караула (мой друг Дункансби) был разжалован. Что же касается Катрионы, все остались довольны, когда ее поступок не возымел последствий.

Мисс Грант наотрез отказалась отнести мой ответ.

— Нет! — отвечала она, когда я настаивал. — Я очень хочу оберечь скорлупки от неуклюжих ножищ.

Сносить это было тем труднее, что она, как я теперь знал, виделась с моим дружочком по нескольку раз в неделю и сообщала ей новости обо мне, когда я (по ее словам) «вел себя молодцом». Наконец она меня побаловала, как ей угодно было выразиться, — или подразнила, как считал я. Бесспорно, она была горячим, если не сказать своевластным, другом всех, кто ей нравился, и особенно некоей старушки из благородных, совсем слепой и очень остроумной, которая жила на верхнем этаже высокого дома в узком переулке, ухаживала за семейством коноплянок в клетке и целый день принимала гостей. Мисс Грант часто водила меня туда и предоставляла мне развлекать свою приятельницу рассказами о моих злоключениях. А мисс Тибби Рамсей (так ее звали) была настолько добра, что сообщала мне много интересного о людях и событиях в Шотландии былых времен. Следует упомянуть, что окно ее гостиной находилось — настолько узок был переулок — чуть ли не на расстоянии вытянутой руки от забранного решеткой лестничного оконца в доме напротив.

В этой гостиной мисс Грант однажды оставила меня наедине с мисс Рамсей. Мне показалось, что на этот раз старушка была рассеянна, точно ее мысли занимало что-то другое. К тому же я чувствовал себя неуютно, так как окно против обыкновения было открыто, а день выдался холодный. Неожиданно до моего слуха словно бы издалека донесся голос мисс Грант.

— Э-э-эй! Шос! — окликнула она меня. — Гляньте-ка в окно и посмотрите, что я для вас припасла!

Мне кажется, ничего прекраснее я в жизни не видел. Прозрачный сумрак в провале переулка не мешал взгляду, закопченные стены были совсем черными, а из-за решетки мне улыбались два личика — мисс Грант и Катрионы.

— Ну вот! — сказала мисс Грант. — Я хотела, чтобы она увидела вас таким же нарядным, как девушка в Лаймкилнсе. Я хотела, чтобы она увидела, каким я сумела вас сделать, когда взялась за это серьезно.

Тут я вспомнил, что утром она очень придирчиво оглядывала мой костюм, и полагаю, не менее заботливому осмотру подвергся и туалет Катрионы. При всем своем веселом нраве и здравом смысле мисс Грант придавала красивым тряпкам чрезвычайную важность.

— Катриона! — с трудом выговорил я.

Но она не произнесла ни слова, а только помахала мне рукой, улыбнулась, и ее увели от решетки.

Едва она исчезла, как я бросился к двери, но она оказалась запертой. Оттуда — к мисс Рамсей, умоляя дать мне ключ. Но старушка была тверда, как скала. С нее взяли слово, объяснила она и посоветовала мне быть умницей. Выломать дверь было невозможно, не говоря уж о том, что благовоспитанные люди дверей не выламывают. Выпрыгнуть из окна тоже было невозможно, потому что комната находилась на верхнем этаже. Мне оставалось только повиснуть на подоконнике и ждать, когда они выйдут в переулок. Но увидел я только их макушки над кругом юбок, точно горошины на подушечках для булавок. И Катриона даже не бросила вверх прощального взгляда — мисс Грант (как я узнал позднее) помешала ей, сказав, что люди, когда на них смотрят сверху, выглядят очень смешно.

На обратном пути, едва обретя свободу, я упрекнул мисс Грант за жестокость.

— Мне очень жаль, что вы недовольны, — ответила она смиренно. — А я-то радовалась! Выглядели вы гораздо лучше, чем я опасалась. Выглядели вы в этом окне — только не возгордитесь! — настоящим красавцем. Не забудьте, что ваши ноги были от нее заслонены, — добавила она, словно желая меня утешить.

— Да оставьте же мои ноги в покое! — вскричал я. — Они не больше, чем у всех и каждого!

— И даже меньше, чем у некоторых, — добавила она. — Но подобно библейским пророкам я изъясняюсь притчами.

— Теперь меня не удивляет, что их так часто побивали камнями! — заметил я. — Но вы, бессердечная девица, как вы могли так поступить? Подразнить меня кратким мгновением?

— Любовь подобна простым смертным и нуждается в пище, — объяснила она.

— Ах, Барбара, дайте мне повидать ее по-настоящему! — умоляюще сказал я. — Вы же можете это устроить. Вы видитесь с ней, когда хотите. Так подарите мне полчаса.

— Кто ведет эту любовную интригу? Вы или я? — спросила она, а когда я продолжал настаивать, прибегла к убийственному средству — передразнила голос, каким я произнес имя Катрионы. И тем же способом еще несколько дней держала меня в покорности.

О прошении на имя короля никаких известий не приходило — во всяком случае, мне. Быть может, Престонгрейндж и его светлость верховный судья и слышали что-то, но замкнули свои уши и промолчали, а широкая публика так ничего и не узнала. И в свой срок, восьмого ноября, злополучный Джеймс Гленский был повешен в Леттерморе под Баллахулишем.

Такова была развязка моей причастности к политике! Невинные люди погибали до Джеймса и, вероятно, будут погибать, вопреки всей нашей мудрости, до скончания времени. И до скончания времен молодые люди, еще не привыкшие к лживости жизни и умудренных опытом людей, будут восставать против этого, как восставал я, и принимать героические решения, и бросаться очертя голову навстречу бедам, а события будут отшвыривать их