Похищенный. Катриона - Роберт Льюис Стивенсон

— Я слышал, что она в тюрьме! — ответил я.

— А теперь вы услышали, что она уже не в тюрьме! — сказала мисс Грант. — Так чего еще вы хотите? Больше ей защитники не нужны.

— Но может быть, сударыня, она нужнее мне, чем я ей, — возразил я.

— Так-то лучше! — заметила мисс Грант. — Но поглядите мне прямо в лицо: разве я не красивее ее?

— Против этого я спорить никак не стану, — ответил я. — Во всей Шотландии ни одна красавица не идет ни в какое сравнение с вами.

— А вы, когда вам предоставлен выбор, вы говорите о той, мистер Бальфур! — воскликнула она. — Так дамам не угождают!

— Но, сударыня, — сказал я, — кроме красоты, есть ведь еще многое другое.

— Прикажете понимать, что в остальном я не так уж и хороша? — осведомилась она.

— Нет, я хотел только сказать, что подобен петуху в басне, — ответил я. — Я вижу жемчужное зерно — и оно меня слепит, но простое пшеничное мне нужнее.

— Брависсимо! — вскричала она. — Наконец-то вы нашли нужные слова! И за это я вознагражу вас рассказом. Вечером, после того как вы нас столь жестоко покинули, я поздно вернулась домой от моей приятельницы, где, хотите верьте, хотите нет, меня окружало всеобщее восхищение. И что же я слышу? Со мной желает говорить девица в тартановой юбке! Ждет больше часа, сказала служанка, и все время тихонько плачет. Я немедля пошла к ней. Она встала мне навстречу, и я тотчас ее узнала. «Сероглазка!» — сказала я про себя, но, конечно, не вслух. «Вы мисс Грант? Наконец-то! — говорит она и смотрит на меня печальными глазами. — Он сказал правду: вы очень красивая». — «Такая, какой меня создал господь, моя дорогая, — отвечаю я. — Но я буду весьма обязана, если вы объясните, что привело вас сюда в столь поздний час», — «Сударыня, — говорит она, — мы в родстве: мы обе из рода сынов Альпина». — «Моя дорогая, — отвечаю я. — Альпин и его сыны значат для меня не больше, чем капустные кочерыжки. Слезы на вашем милом личике — аргумент куда более веский!» И тут я по слабости духа поцеловала ее. Вы бы и рады были поступить так же, да только, бьюсь об заклад, смелости у вас никогда не достанет. Я сказала «по слабости духа», потому что ничего о ней не знала. Но поступить мудрее я не могла бы. У нее смелый, твердый нрав, а вот к нежности она, мне кажется, не приучена. И этот поцелуй (хотя, признаюсь, стоил он недорого) завоевал мне ее сердце. Я не стану выдавать тайны моего пола, мистер Дэви. И не открою вам, как она обернула меня вокруг пальца — ведь вы узнаете это на собственном опыте. Да, чудесная девушка! Чистая, как горный родник!

— Даже чище! — воскликнул я.

— Ну, тогда она поведала мне свои горести, — продолжала мисс Грант. — Как она не знает, что думать о своем папеньке, и как боится за вас, и в каком трудном положении она оказалась, когда вы ушли. «И тут я вдруг вспомнила, — говорит она, — что мы в родстве и что мистер Дэвид назвал вас лучшей из лучших, и я подумала: «Если она так хороша, то должна быть и доброй». И вот я пришла». Тут-то я и простила вас, мистер Дэви. В моем обществе вы словно все время сидели на горячей сковородке — в жизни я не видела, чтобы молодому человеку так не терпелось поскорее сбежать. И от кого? От меня и моих сестер! А тут вдруг обнаружилось, что, сбегая, вы все-таки меня заметили и были столь любезны, что похвалили мою привлекательность! Можете с этой минуты отсчитывать время нашей дружбы, я же начала думать с нежностью о латинской грамматике.

— У вас будет еще много часов, чтобы смеяться надо мной, — сказал я. — К тому же, полагаю, вы несправедливы к себе. Ваше сердце смягчилось ко мне из-за Катрионы: она так простодушна, что не замечает неловкости своего друга, которую так хорошо видите вы.

— На вашем месте я не была бы в этом столь уверена, мистер Дэвид! — заметила она. — Девушки прекрасно все видят. Но в любом случае, как мне предстояло убедиться, она ваш самый искренний друг. Я повела ее к его милости моему папеньке, и его адвокатство, ублаготворенный кларетом, был столь любезен, что принял нас. «Вот та самая Сероглазка, которой вам прожужжали все уши последние дни, — говорю я. — Она явилась, чтобы подтвердить нашу правдивость, и я слагаю первую красавицу всех трех Лотианов к вашим ногам». Она доказала мое слово делом, упала перед ним на колени (не поклянусь, но, пожалуй, она у него в глазах раздвоилась, что сделало ее еще более неотразимой, — ведь все вы в душе магометане!) и рассказала ему, что произошло в этот вечер: как она помешала отцовскому служителю пойти за вами, как она тревожится за своего батюшку и как трепещет за вас. И с рыданиями умоляла пощадить жизнь вас обоих (хотя никакой опасности ни ему, ни вам не грозило!). В конце концов я, право же, возгордилась своим полом — столько чувства вкладывалось во все это, — но и устыдилась его, так как повод был маловат. Очень скоро, уверяю вас, лорд-адвокат протрезвел, слушая, как юная девушка разматывает клубок тайная тайных его политики в присутствии самой непослушной из его дочерей. Но мы взялись за него обе и поправили дело. В надлежащих руках — другими словами, в моих — мой папенька ни с кем не сравнится.

— Ко мне он был очень добр, — сказал я.

— И к Катрин тоже, тем более что там была я и уж позаботилась об этом, — добавила мисс Грант.

— И она просила за меня! — воскликнул я.

— Причем очень трогательно, — подтвердила она. — Но не стану повторять, что она говорила. Вы и так уже слишком тщеславны.

— Да вознаградит ее за это бог, — сказал я.

— Мистером Дэвидом Бальфуром, я полагаю? — осведомилась мисс Грант.

— Вы ко мне несправедливы! — вскричал я. — Меня дрожь пробирает при мысли,