Похищенный. Катриона - Роберт Льюис Стивенсон

Алан взялся за это, как за очень важное дело, словно, сказал бы я, приводя в исполнение стратегический план. Он расхвалил хозяйке ее треску — отлично провялена! — а затем до самого нашего ухода занимал ее рассказами о том, как он застудил желудок, с глубокой серьезностью описывая все свои симптомы и страдания, а также с живым интересом выслушивал ее советы и перечисления старинных снадобий, от которых у него «все как рукой снимет».

Мы покинули Масселборо до прибытия первой почтовой кареты из Эдинбурга, потому что, как выразился Алан, без такой встречи мы вполне могли обойтись. Ветер, хотя и не стих, был теплым, солнце припекало, и Алан мучился все больше. Из Престонпанса он сделал крюк, чтобы показать мне Глэдсмурское поле, где с излишним жаром описал все перипетии битвы. Оттуда обычным нашим быстрым шагом мы направились в Кокензи. Хотя там на верфи миссис Кэдделл строились двухмачтовые баусы для лова сельди, город выглядел захиревшим, многие дома превратились в развалины. Однако харчевня была достаточно чистой, и Алан, совсем изнывший от жары, обязательно должен был выпить бутылку эля и поведать новой доброй душе историю о том, как он застудил желудок, но только симптомы теперь все стали другими.

Пока я слушал, мне пришло в голову, что при мне он и трех серьезных слов ни одной женщине не сказал, а только шутил, острословил да исподтишка посмеивался над ними, хотя вкладывал во все это много искренности и жара. Так я сказал ему, когда хозяйку куда-то позвали.

— А чего ты хотел бы? — сказал он. — Мужчина должен быть с женщинами обходительным, должен всегда стараться развлечь их какой-нибудь историей, бедняжечек! И тебе надо бы научиться этому, Дэвид. Понять, что к чему, — ну, как тонкости любого ремесла. Будь она молоденькой или собой недурна, так и звука про мой желудок не услышала бы, Дэви. Но как они придут в тот возраст, когда уже не до милых дружков, так становятся аптекарями. Почему? Мне-то почем знать? Так уж их господь создал, я полагаю. Но по-моему, невежа тот, кто не найдет для них учтивого слова.

Тут возвратилась хозяйка, и он отвернулся от меня, словно ему не терпелось продолжить их беседу. Вскоре почтенная женщина перешла от желудка Алана к недугам своего деверя в Аберледи, чью последнюю болезнь и кончину она принялась описывать с мельчайшими подробностями. Иногда это было всего лишь скучно, а иногда — и скучно, и противно, так как она ничего не пропускала. В конце концов я впал в такую задумчивость, что уставился из окна на дорогу невидящими глазами. Однако вскоре тот, кто наблюдал бы за мной, мог бы заметить, как я вздрогнул.

— Мы поставили ему на подошвы вытяжной пластырь, — говорила хозяйка, — а на живот положили горячий камень и давали ему иссопа с мятным отваром и еще очищенный серный бальзам от кашля…

— Сударь, — негромко перебил я ее, — сейчас мимо дома прошел мой друг.

— Да неужели? — отозвался Алан, словно речь шла о пустяках. А потом добавил: — Так что вы говорили, сударыня?

И хозяйка продолжала свой невыносимо скучный рассказ.

Но вскоре Алан вручил ей в уплату полкроны, и она должна была пойти за сдачей.

— Это был рыжий? — спросил он.

— Он самый, — ответил я.

— А что я сказал тебе в лесу? — воскликнул Алан. — И все же странно, что и он тут. С ним кто-нибудь был?

— Никого, насколько я мог судить, — сказал я.

— И он прошел мимо?

— Да, — ответил я. — И не глядел ни направо, ни налево.

— А это, пожалуй, еще постраннее будет, — заметил Алан. — Сдается мне, Дэви, что нам пора идти. Вот только куда? Черт побери! Совсем как тогда!

— Но есть и разница, — возразил я. — Теперь у нас есть деньги.

— Ну, мистер Бальфур, есть разница и побольше: теперь за нами гонится свора. Почуяла нас и рвется вперед. Дело скверное, Дэвид, черт побери! — Он задумался, и на его лице появилось хорошо мне знакомое выражение.

— А не выходит ли ваш черный ход, сударыня, на боковую дорогу? — спросил он хозяйку, когда она вернулась.

Она подтвердила его догадку и объяснила, куда эта дорога ведет.

— Вот что, сударь,— сказал он мне, — по-моему, надо пойти по ней, так будет короче. Позвольте, хозяюшка, попрощаться с вами, а про коричный настой я не забуду!

Мы прошли между грядками с капустой и выбрались на полевую дорогу. Алан внимательно поглядывал по сторонам и, когда мы спустились в ложбину, укрытую от посторонних глаз, сел на траву.

— Устроим военный совет, Дэви, — сказал он. — Но сначала небольшой тебе урок. Будь я таким, как ты, что помнила бы о нас та старуха? Да только, что мы ушли через заднюю калитку. А что она помнит теперь? Она помнит приятного, вежливого, бойкого на язык человека, который застудил желудок, бедняжка, и уж так-то слушал про то, как они пользовали деверя! Дэвид, Дэвид! Поучился бы ты уму-разуму!

— Попробую, Алан, — обещал я.

— Ну, а теперь вернемся к рыжему, — сказал он. — Шел он как — быстро или медленно?

— Не то, чтобы очень быстро, но и не медленно, — ответил я.

— Не торопился? — продолжал Алан.

— Ничуть, — сказал я.

— Хм, — задумчиво произнес Алан. — Что-то странно. Утром на вересковой пустоши мы их не видели. А теперь он нас обогнал и вроде бы ничего не высматривал, но все-таки он шел по одной с нами дороге! Черт побери, Дэви, дело-то ясное. Я думаю, они не тебя ищут, а меня, и думаю, отлично знают, куда им надо идти.

— Знают? — переспросил я.

— Я думаю, Энди Скугел меня продал — или он, или его помощник, который должен кое-что знать… А может, и писец, который служит у Чарли, и это было бы хуже всего, — сказал Алан. — Но в одном у меня никаких сомнений нет: на песках Гиллейна разбито будет немало голов.

— Алан! — вскричал я. — Если ты не ошибаешься, там их будет не трое и не четверо. Так что толку разбивать головы?

— Толку, может, и немного, но хотя бы чуть поквитаться — уже приятно, — ответил он. —