Обезьяны в бизнесе. Как запускать проекты по лучшим стратегиям Кремниевой долины - Антонио Гарсиа Мартинес

Когда она была подростком, отец решил перевезти семью в Соединенные Штаты, где их финансовое положение резко переменилось – о чем она рассказывать не хотела. Неожиданно оказавшись вне имущего класса, она с усилием затолкнула себя в Университет Вермонта – то еще захолустье, из красного кирпича построенное. Стажировка в City Bank вылилась в работу в Deutsche Bank, и через несколько лет она стала трейдером по вторичным ценным бумагам в Deutsche Bank, стойко противостоя франтоватым акулам лондонского Сити.

У нее были дикие зеленые глаза с неестественными красными точками на радужке – их было видно только с очень близкого расстояния. Они делали Трейдершу похожей на афганскую девочку с обложки National Geographic. По своему характеру она была жестка, непреклонна и толстокожа (впрочем, толстокожей она была и в прямом смысле). В перерывах между сменами мест работы она путешествовала по самым диким уголкам планеты. Внешность девушки была импозантной: широкие плечи, шесть футов росту босиком. На каблуках она заметно возвышалась надо мной.

Большинство женщин в заливе Сан-Франциско мягки и слабы, избалованны и наивны, невзирая на потуги на прагматизм – да и вообще полная ерунда они. Провозгласив себя феминистками, непрестанно бахвалятся независимостью. Но реальность такова, что в случае эпидемии чумы или нашествия инопланетян они станут как раз тем бесполезным багажом, который вы обменяете на коробку патронов для дробовика или канистру дизельного топлива.

Британская Трейдерша, наоборот, принадлежала к тому сорту женщин, которые в постапокалипсис станут вашим верным союзником. Если потребуется, она сможет выполнять любую работу, будь то плотничество, животноводство или выстрелы из дробовика кому-нибудь в спину. Короче говоря, вам бы захотелось запрячь в телегу своих генов брыкливую лошадь ее породы. Поэтому я нервничал не так сильно, как следовало бы в одно июльское воскресенье, когда пришел к ней на бранч и увидел ее в непривычно подавленном настроении. Она пожаловалась на тошноту и на то, что «слегка не в себе».

Возможно, слишком небрежно я предложил, пока поднимал местную газету с кушетки:

– Ну, сделай тест на беременность.

Как любой другой мужчина, безответственно относящийся к безопасному сексу, я прошел через немало страшилок. Я доходил до четвертого сезона шоу, когда дама с полными слез глазами является через две недели после того, как я с ней переспал, и объявляет, что у нее задержка месячных. Причем говорит это так, как бы я произнес: «У меня автобус задержался». В итоге ничего страшного не произошло, но после третьего такого визита хотелось просто сказать: «Смотри, женщина. Пока на твоих руках не будет вопящего младенца, похожего на меня, разговаривать не о чем».

Довольно скоро она мне предъявит выполнение обоих условий.

– Ну, я ходила к врачу, – тут же ответила она. Атмосфера субботнего бранча из непринужденной стала зловещей.

– А… И?

– Я беременна.

БАЦ!

Это ведь человеческая жизнь.

«Черт», – подумал я.

Я буквально слышал, как бог смеялся в своих небесных чертогах. Жизнь – это поистине то, что происходит, пока ты пытаешься строить планы.

Как сказала Британская Трейдерша, она разрыдалась, услышав новость от врача, – а пошла к нему просто так, на регулярный осмотр. Да-да-да, снова та самая история. Но одного взгляда в ее жесткие зеленые глаза хватило, чтобы понять: этот ребенок на свет появится.

Я сделал это скорее из-за остатков вечного ощущения католической вины и латиноамериканского рыцарства, чем из подлинной любви к Британской Трейдерше. Сдал свое богемное односпальное логово в Мишен на правах субаренды, так что оно стало частью домашнего хозяйства хиппи-телочки, и переехал в дом Трейдерши, превращенный в одну большую стройплощадку. Я преуспею в этой одомашненной жизни семьянина. Если собрался прыгать в пропасть, прыгай головой вниз.

Британская Трейдерша лежала на каталке и истекала кровью. Я с нарастающей тревогой смотрел, как красные ручейки вычерчивали кровавую паутину на ее бедрах. Медсестры бесцельно ошивались рядом, как утомленные бюрократы в иностранном почтовом отделении, обсуждая погоду и делопроизводство.

Процесс деторождения измеряется в сантиметрах. Расширение на семь сантиметров: слишком поздно и для анестезии, и для модных дыхательных упражнений. Шоу было еще то.

Всех склонных к философствованию приглашаю присутствовать при рождении человека. И понаблюдать, как непреодолимые силы сталкиваются с неподвижными объектами – причем ни одна сторона не уступает. Современная медицина мало что делает для разрешения этого воплотившегося в плоти парадокса. Между той драматической, полной крови и криков сцены, разыгравшейся передо мной, и, например, рождением моей бабушки при свечах век тому назад на аграрном севере Испании была только одна принципиальная разница. Заключалась она в том, что сестры регулярно открывали маленькие пластиковые пакетики с минеральным маслом (похожие на те, в которых продаются приправы в Denny’s) и лили их содержимое на вздувающуюся, распухающую массу по направлению к югу.

От этого зрелища прошибал пот и белели костяшки пальцев. Воздух сотрясали пронзительные вопли боли, резонировавшие по всему родильному отделению. Тяжелые стационарные двери, которые медсестры быстро захлопнули, едва приглушали эти крики. Я тихо боролся с приступами ностальгии в духе сериала «Безумцы», когда мужчины просто нервно расхаживали и курили в отдельном помещении, пока в палате вершилось грязное дело.

После двух часов сражения старая плоть с большой потерей крови уступила молодой, и на свет появилась Зоуи Айала.

В качестве некоего извращенного прощального подарка я был удостоен чести перерезать пуповину. Толщиной с мужской палец, с желтой пленкой вокруг пурпурного содержимого, она поддалась под моим надрезом маленькими ножницами. Я уничтожил последнюю связь плоти между матерью и ребенком, и пуповина лопнула с громким звуком удовлетворения.

Орала Зоуи могуче. Медсестра хлопнула ее на весы из нержавейки, над которыми нависали две инфракрасные лампы накаливания – совсем как на установке для жарки картошки в McDonald’s. Измерив рост и вес, она взяла толстое хлопковое одеяло и завернула в него Зоуи, как тортилью. А потом положила буррито из ребенка в мои руки.

Зоуи наконец успокоилась. Туго запеленутая, лежа на моих руках, она на несколько минут обманулась. Зоуи показалось, что она снова в уютном материнском чреве. Она была такой крошечной, хрупкой, неготовой к холодному, жесткому миру.

Вопреки всем вероятностям, YC пригласили нас на интервью. Нам выслали краткий мейл и ссылку на минималистичный инструмент для назначения времени встреч – приключение почти что началось. Я отхватил нам последний слот в последний день для интервью (29 марта), делая ставки на стратегию баллотирования на выборах: в любом списке надо быть или первым, или последним. Ближе к вечеру в воскресенье мы, нервничая, появились на пороге штаб-квартиры YC – в промышленном районе Маунтин-Вью.

Без каких-либо церемоний нам велели проследовать в комнату для собеседований, где четыре партнера YC устроились за столом, как военная комиссия по расследованию. Естественно, Пол Грэм тоже присутствовал – как и его жена, Джессика Ливингстон, тоже партнер. Джессика провела исчерпывающую серию интервью самых успешных предпринимателей мира для своей книги «Как работают основатели проектов» – поваренной книги стартаповского анархиста, полной советов и личных воспоминаний. Я проглотил ее запоем, что и вам советую, если хотите играть на том же поле.

Также там присутствовал Роберт Тэппэн Моррис, которого Пол сокращенно называл РТМ. Он попал в историю компьютерной науки, создав в 1988 году первый компьютерный вирус, который благополучно запустил и подвергся преследованию по тогда еще только