Простой сложный разговор. Модель легкого и эффективного общения - Элисон Вуд Брукс

никак не прибавляет мне ума). Если вам посчастливилось быть кем-то из этих двоих, то вам нужно не только не говорить и не писать обидные слова, но и активно работать над тем, чтобы не допускать даже обидных мыслей. Учитывая, что черная культура постоянно оказывается предметом многих оскорбительных шуток о «чужаках», я должен быть гораздо, гораздо осторожнее (в конце концов, кого я пытаюсь впечатлить). Я, например, никогда не должен позволять своим культурным предубеждениям превалировать над моей «осознанной жизнью» (тупица я несчастный). Я знаю, когда говорят о том, что надо быть «добрее» и «мягче», от этого так и несет эгоистичной политкорректностью, но к черту, — я виноват!

Итак, мне вновь приходится публично признаваться в своих очередных глупых высказываниях, и позвольте мне попросить прощения и понимания у всех, кого я оскорбил. В 2014 году я буду вести себя лучше (обещаю).

Извинения Questlove выше всяких похвал. Он выражает заботу о своих поклонниках, признаёт свою вину и проводит нас через весь процесс осознания своей ошибки, демонстрируя невероятное смирение. Он сам себя сурово критикует, проявляет культурную осведомленность о странности публичных извинений и обещает в будущем не допускать таких промахов.

Тем не менее в конце он тоже оступается: когда он просит прощения, он целиком и полностью сосредоточен на себе. Попросить, чтобы нас простили[346], — очень заманчивое желание, ведь, наломав дров, мы, конечно же, жаждем прощения. Но даже если получить прощение — ваша основная цель, она эгоистична. И прося прощения у партнера в тот же самый момент, когда вы выражаете свои сожаления и извинения, вы ставите себя во главу угла — вы просите партнера, чтобы он помог вам почувствовать себя лучше, вместо того чтобы помочь ему почувствовать себя лучше. Предпочтительнее вообще не просить, чтобы вас простили. Пусть ваш партнер сам решит в свое время, когда он будет готов простить вас (если это вообще случится).

Я изменился

В Соединенных Штатах Америки после отбытия минимального срока наказания за такие преступления, как нанесение побоев, кража, изнасилование и убийство, осужденный получает право на условно-досрочное освобождение. В случае положительного решения такое освобождение может сократить время пребывания в тюрьме более чем наполовину. В ходе условно-досрочного освобождения специальная комиссия определяет, готов ли заключенный к освобождению, учитывая множество факторов: тяжесть преступления, срок, проведенный в тюрьме, поведение в заключении и так далее. Частью этого процесса является слушание по условно-досрочному освобождению — беседа между заключенным и комиссией.

Хотя слушания по условно-досрочному освобождению гораздо более напряженные, чем большинство наших повседневных встреч, они дают нечто невероятно ценное, чего часто не хватает в рутинном общении, — четкий результат. По каждому слушанию известно, был ли заключенный освобожден из тюрьмы или нет. Значит, можно провести связь между особенностями речи заключенных перед комиссией, в том числе их извинений, и результатом слушания об условно-досрочном освобождении. Вместе с психологами Грантом Доннелли и Ханной Коллинз я расшифровала и проанализировала более трех тысяч слушаний[347] по условно-досрочному освобождению, проведенных в Неваде и Кентукки в 2017 году, — это самая большая выборка слушаний, когда-либо собранная и расшифрованная, и первое крупномасштабное исследование языка извинений в ходе естественного диалога.

Десятилетия (возможно, столетия) исследователи акцентировали внимание на различных элементах языка извинений, а новая наука общения помогает нам выяснить, какие из этих элементов люди склонны — и должны — использовать в реальных разговорах. Исследования Роя Левики указывают на семь языковых особенностей[348]: формулировка извинения («Мне жаль»), выражение раскаяния («Я чувствую себя ужасно»), предложение о возмещении ущерба («Я должен вам»), самобичевание («Я идиот»), просьба о прощения («Пожалуйста, простите меня»), обещание относительно будущего поведения («В следующий раз я буду вести себя лучше») и объяснение проступка («Я сделал это, потому что был зол»). Я согласна с тем, что это полезная схема, позволяющая продумать различные аспекты извинений, несколько из них мы увидели в извинении Questlove.

Мы попросили целую армию лаборантов проанализировать расшифровки условно-досрочных слушаний и отметить, в каких репликах присутствуют элементы извинений, перечисленные Левики. Вполне предсказуемо мы обнаружили, что когда люди, претендующие на условно-досрочное освобождение, дают объяснения своим преступлениям (например, «Я оказался не в том месте и не в то время, и меня упрятали за решетку ни за что ни про что»), у них гораздо меньше шансов выйти из тюрьмы. Та же участь ждет людей, которые приводят следующие объяснения: «Я был не в себе, плохо соображал. Моя жена умирала от рака, и я просто сорвался». В Неваде объяснение причины преступления имело примерно такое же негативное влияние на судьбу заключенного, как и совершение самого преступления. Напоминать комиссии об обстоятельствах своего преступления — так же плохо, как снова нарушить закон.

Но один из элементов извинения, как мы обнаружили, оказывает сильное влияние на вероятность освобождения, настолько же существенное, как и принадлежность к женскому полу (по сравнению с мужским). Это был единственный элемент, который имел явную положительную связь с досрочным освобождением заключенных: обещание измениться. Достаточно прочитать эти обещания, чтобы почувствовать их силу:

«Я намерен никогда больше не совершать преступлений. Мне 65 лет, я стал мудрее, я изменился, теперь я другой человек».

«Я свободен от зависимостей с тех пор, как оказался в тюрьме. Я работаю и участвую в хорошей программе. Все мои мысли и стремления сосредоточены на этом. У меня родился внук. Я понял, что для меня важно на самом деле и ради чего я хочу выйти на свободу… С прошлым покончено. Я четко осознаю это. Я просто хочу возвратить свои долги, вернуться в общество, усердно работать, и я знаю, что зависимость — это тупик».

«Больше никаких преступлений. Это не вариант, я не допущу этого. Я буду принимать только те решения, которые помогут мне сохранить свободу, никому не причинять зла и вести здоровый образ жизни».

Хотя человек может включить в свои извинения множество элементов, обещание измениться — это особенная категория. Обещания заключенных измениться часто строятся на конкретных планах после выхода на свободу: посещать еженедельные собрания анонимных алкоголиков, ходить в церковь, жить в добропорядочной, любящей семье.

Обещания измениться направляют[349] мысли адресата в будущее: они показывают, кем человек может стать, а не кем он был и как разрушил доверие к себе. Они успокаивают адресата, который ищет заверений, способных смягчить переживания и неопределенность, вызванные конкретным проступком. И поскольку обещания (как и любой язык) — это просто слова, то чем они конкретнее и реалистичнее, тем лучше. Это относится и к нашим планам по примирению, и к тому, как мы собираемся