Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон

Этим они и занялись в тот же вечер, сразу после ужина.

На крышке было изображено лицо девушки либо молодой женщины; расшифровав иероглифическую надпись, Мэдден сообщил, что покойная звалась Апен-арой и была дочерью смотрителя за стадом Сенмута [55].

– Ну а дальше все по шаблону, – констатировал Мэдден. – Так, погоди-ка. Вот это будет тебе интересно, Хью, ты ведь спрашивал меня о проклятиях. Апен-ара проклинает всякого, кто осквернит ее останки или хотя бы прикоснется к ним. Нечестивца настигнут стражи, и он умрет, не оставив потомства, в паническом ужасе. Стражи выдернут волосы с его головы, вырвут глаза, да еще и вылущат большой палец правой руки с той же легкостью, с какой бывает вылущен колос из своих ножен-листочков.

Моррис рассмеялся.

– Что за милые знаки внимания! Кстати, о стражах – кто они? Уж не эти ли четыре павиана, что сидят по углам?

– Разумеется. Но мы не заставим их утруждаться, ведь завтра я со всеми приличиями перезахороню останки мисс Апен-ары у подножия ее нынешней усыпальницы. Там им будет спокойнее. Если вернуть их на старое место, не пройдет и нескольких дней, как местные погонщики ослов огласят луксорский базар зазывными криками, например, такими: «Леди, купите руку мумии!» Или: «А вот кому ступня египетской царицы? Недорого – всего десять пиастров!» Разберут, словом, нашу мисс Апен-ару по косточкам. Ну-с, приступим к размотке пелен.

Уже стемнело, и Уилсон принес парафиновую лампу; в недвижном воздухе она давала ровный свет. Крышку с футляра удалось снять без затруднений; внутри оказалось тщедушное, туго запеленатое тело. Очевидно, бальзамирование произвели без особого усердия, ибо кожа и плоть головы подверглись распаду. Обнажился череп в коричневых пятнах – наверное, они появились из-за битума [56]. Волосы мумии [57] жалко обвисли, едва их коснулся воздух (так оседает перестоявшее суфле) и рассыпались в пыль. Полуистлевшими были и пелены. Зато у мумии обнаружилось ожерелье, сработанное с большим искусством и потрясающее неожиданностью формы. Оно как бы скрепляло иссушенную плоть шеи, состояло же из бусин в виде сидящих обезьян, перемежаемых серебряными шариками. От прикосновения гнилая нить порвалась, и бусины пришлось собирать по одной. Бесплотное запястье все еще охватывал браслет – чередование жуков-скарабеев и кусочков корнелиана. Затем мумию перевернули, чтобы достать пару бусин, закатившихся под ее затылок, – и в то же мгновение плоть отделилась от лопаток и позвоночника, оголив последний до самых бедер. Видимо, бальзамировщик не схалтурил, трудясь над поясничным отделом, ведь кости здесь еще держались на остатках мышц и хрящей.

Хью Моррис вскочил в великом волнении.

– Боже мой! Взгляните; нет, вы только взгляните! – выдохнул он. – Один из поясничных позвонков – здесь, ближе к копчику, – был сломан, и его срастили опять – обмотали полоской металла. К черту артефакты; дайте мне как следует изучить способ лечения, какой современным врачам и не снился!

С этими словами Хью Моррис оттер от мумии Джека Мэддена и уставился на чудо хирургического искусства.

– Лампу ближе поднесите, – бросил он, как будто находился в операционной и приказывал медсестре. – Точно: позвонок был сломан как раз посередине, половинки скреплены металлом. Насколько мне известно, до сих пор ни один хирург не дерзал провести такую операцию, за исключением меня самого; да и то, я врачевал парализованного обезьяныша, которого занесло в мой сад однажды вечером. А неведомый египтянин, живший три тысячи лет назад, сотворил такое на женщине! Притом она выдержала операцию – обратите внимание на этот наплыв костной ткани на металлическое кольцо. Подобные процессы длятся годами, значит, пациентка была жива, ведь у мертвого тела нет энергии, чтобы вырабатывать костную ткань. Таким образом, женщина прожила еще довольно долго; возможно, она полностью излечилась. А мой несчастный обезьяныш издох через два дня, да и это малое время был на грани жизни и смерти.

Пальцы хирурга, чуткость которых соперничала с зоркостью ястребиных глаз, и впрямь могли составить для Морриса картину более детальную, нежели его зрение. И Моррис вовсе закрыл глаза и кончиками пальцев ощупал грани разломанного позвонка и металлическую полоску.

– Нет, позвонок не обмотан полоской металла, – выдал он. – И я не нахожу штырьков. Вероятно, внутри имеется пружинка; она-то и удерживает половинки вместе. Она вставлена непосредственно в кость; хирургу пришлось сначала очистить позвонок от плоти. О, я бы двух лет жизни не пожалел, только бы мне, как студентику, разрешили присутствовать на этой операции. Поистине, вот апогей хирургического искусства; поистине, стоило на два месяца оторваться от работы, чтобы увидеть результат. Вдобавок сами по себе такие травмы уникальны; редко кто ломает поясничный позвонок надвое. Палач-вешатель делает с висельником нечто подобное – да только там уж речь о лечении не идет! Боже милостивый, время на отпуск не потрачено впустую!

Мэдден решил, что футляр Апен-ары – вполне типичный, и отправлять его в Гизехский музей нет смысла. Поэтому, когда содержимое футляра как следует рассмотрели, мумия была положена на свое место. Назавтра планировалось предать ее земле. Давно перевалило за полночь; дом был погружен во тьму.

Комната, отведенная Хью Моррису, помещалась на первом этаже и имела выход прямо во внутренний дворик, где покоилась в своем футляре Апен-ара. Моррису не спалось; его воображение будоражила операция, проведенная с таким блеском, и когда? – если верить Мэддену, целых три с половиной тысячелетия назад! Охваченный почтительным восторгом перед древним врачевателем, Моррис далеко не сразу осознал, что материальное свидетельство успеха операции завтра будет погребено – и утрачено для науки. Нет, он должен уговорить Мэддена! Пусть позволит извлечь из тела мумии хотя бы три позвонка – тот, который срастили посредством пружинки, и два к нему ближайших. Моррис возьмет их с собой в Англию; он прочтет лекцию в Королевском колледже хирургов, а позвонки послужат его коллегам примером того, на что способна медицина, а также стимулом для дерзаний. Не только наметанный глаз Хью Морриса, но и глаза других опытных врачей узрят сей шедевр неизвестного врачевателя Девятнадцатой династии… А вдруг Мэдден откажет? Он ведь так щепетилен в вопросах перезахоронения останков; для него это принципиально. Разумеется, тут дело в суеверии; в идее фикс – с такими идеями бороться всего труднее, ибо в основе их лежит чистой воды абсурд. Иными словами, риск для Морриса неприемлем.

Он поднялся с постели, с минуту помедлил у двери, прислушиваясь; затем почти бесшумно вышел во дворик. Луна уже достигла зенита – Моррис сделал такой вывод, потому что звезды казались менее яркими. Хотя прямые лунные лучи не падали на огороженный пятачок двора, общее свечение безмерного небосвода сильно разбавило ночной мрак – Моррису даже не понадобилась лампа. Он поднял крышку футляра, откинул истлевшие пелены, которыми Мэдден прикрыл мумию. Он не