Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

Полено, подброшенное в камин, разгорелось, и высокие языки пламени играли тенями на лице Энтони.

– Не знаю, веришь ли ты в случайные совпадения, но, если веришь, пора искоренить это заблуждение, – заявил он. – В противном случае можешь считать совпадением и то, что вечером я вновь сел в последний поезд метро, идущий в западном направлении. На этот раз я был далеко не единственным пассажиром – на станции Довер-стрит собралась толпа. Уже приближался гулкий стук колес, когда я заметил сэра Генри Пэйла, одиноко стоявшего у выхода из тоннеля, откуда вот-вот должен был появиться поезд. Подивившись тому, что прошлым вечером в этот самый час видел его проекцию, а теперь вижу сэра Пэйла собственной персоной, я двинулся к нему, собираясь сказать: «Что ж, сегодня мы все‐таки встретились с вами в метро», – и тут случилось страшное. Сэр Пэйл прыгнул на пути перед поездом, и тот промчался прямо по нему.

Потрясенный, я прикрыл глаза рукой, однако скоро осознал, что никто, кроме меня, не заметил чудовищного происшествия, хотя оно случилось у всех на глазах. Машинист не рванул тормоз, поезд не дернулся, не было ни криков, ни рыданий, и люди совершенно невозмутимо потянулись в подъехавшие вагоны. Должно быть, я пошатнулся в приступе дурноты; случайный пассажир добросердечно подставил мне плечо и помог сесть в поезд. Он оказался доктором и заботливо спросил, что у меня болит. Я описал увиденное, и он заверил, что ничего подобного не произошло. Тогда я понял, что передо мной разыгрался второй акт мистической драмы.

На следующее утро я стал думать, что можно предпринять. В утренних газетах, естественно, не было никаких упоминаний о происшествии, и тем не менее я чувствовал, что оно свершится. Тонкая вуаль Времени приподнялась над моими глазами, и я заглянул, как ты выразился бы, в будущее. В терминах времени это, конечно, было будущее, но для меня оно являлось одновременно и прошлым. Это событие существовало и дожидалось лишь своего материального исполнения. Чем дольше я размышлял, тем яснее видел, что ничего не могу поделать.

– Ты ничего не сделал?! – потрясенно перебил я. – Наверняка можно было попытаться предотвратить трагедию.

Энтони покачал головой.

– Как именно? Отправиться к сэру Пэйлу и сообщить, что видел, как он покончил с собой в метро? Посуди сам: или то была чистая иллюзия, прихоть фантазии, не имеющая никакого значения, или же это был реальный поступок, который, по сути, уже произошел. Пожертвовав логикой, можно сказать, что это нечто среднее. Допустим, сэр Пэйл по неизвестной мне причине задумывался или вскоре задумался бы о самоубийстве. Разве не было бы в таком случае крайне опасно предупредить его? Не вышло бы так, что я навел его на мысль или подкрепил зреющее намерение? «Опасное дело – играть с душой», как писал Браунинг [70].

– Но это бесчеловечно – никак не вмешаться, не сделать ни одной попытки! – настаивал я.

– Как вмешаться? – спросил Энтони. – Что сделать?

Инстинктивно во мне все восставало против бездействия перед лицом такой трагедии, однако действительность была сурова и непоколебима. Как я ни подстегивал свой разум, тот не мог отрицать, что в словах моего друга есть смысл.

Не дождавшись ответа, Энтони продолжил:

– Не забывай: я считал тогда и продолжаю верить теперь, что поступок к тому моменту уже свершился. Вызвавшая его причина уже существовала, и материальный результат был неизбежен. Вот что я имел в виду, когда призывал тебя задуматься о том, насколько трудно сказать, в какой момент совершается преступление. Ты по-прежнему считаешь, что тогда сэр Пэйл еще не совершил самоубийства, поскольку не бросился под поезд. Для меня это материалистический взгляд на мир. Я убежден, что самоубийство уже произошло, и оставалось лишь его воплотить. Думаю, сэр Пэйл, сбросив шоры материального мира, прекрасно понимал все сам.

В этот миг по теплой комнате прошелся ледяной сквозняк – взъерошил мне волосы и качнул пламя в очаге. Я оглянулся, ожидая увидеть приоткрытую дверь, но та была заперта, как и окна, занавешенные плотными шторами. Энтони резко выпрямился в кресле и стал осматриваться.

– Ты почувствовал? – спросил он.

– Да, ледяной сквозняк.

– А еще что‐нибудь?

Я ответил не сразу, вспомнив его слова о том, как ощущается присутствие призрака с того света. Именно это я сейчас и чувствовал: дрожь, страх и отчаяние, хотя никаких призраков не видел.

– Мне жутковато, – признался я, придвигаясь поближе к камину, и с опаской окинул взглядом ярко освещенную комнату.

Энтони пристально смотрел на каминную полку, где под двухламповым электрическим бра стояли часы, которые он предлагал остановить. Стрелки указывали на тридцать пять минут первого.

– Видел ли ты что‐нибудь? – спросил он.

– Нет. Что я должен был увидеть? А ты?..

– Сомневаюсь, – покачал он головой.

Этот ответ мне не понравился – странное чувство, навеянное ледяным сквозняком, не ослабевало и даже, напротив, становилось сильнее.

– Как можно сомневаться, видел ты что‐то или нет? – спросил я.

– Не всегда можно судить с уверенностью. Повторю: сомневаюсь, что видел. Однако теперь сомневаюсь и в том, что эта история вчера действительно закончилась. Возможно, будет продолжение. Если хочешь, иди спать – отложим окончание этого рассказа до утра.

– Но зачем? – возразил я, успокоенный его безмятежностью.

Энтони вновь окинул комнату взглядом.

– Видишь ли, мне кажется, нечто проникло в комнату, и вскоре может что‐нибудь произойти. Если тебе не нравится такая перспектива, лучше уходи. Естественно, бояться нечего: что бы это ни было, оно нам не навредит. Однако близится час, в который я две ночи подряд видел то, о чем рассказывал, а видения обычно повторяются в одно и то же время. Почему – не знаю, но все свидетельствует о том, что неупокоенный дух подчиняется некоторым земным условностям, например времени. Лично я, скорее всего, что‐нибудь увижу, а вот ты вряд ли – ведь ты не настолько подвержен этим… галлюцинациям.

Мне было страшно и в то же время крайне любопытно, да к тому же его последняя фраза задела мою извращенную гордость. Почему это я ничего не увижу?..

– Совершенно не желаю уходить и хочу выслушать твой рассказ до конца, – заявил я.

– Что ж, на чем я остановился? – проговорил Энтони. – Ах, да: ты спрашивал, как же я мог ничего не предпринять, увидев происшествие в метро, а я ответил, что ничего нельзя было поделать. Если ты поразмыслишь об этом, то, полагаю, согласишься… Через два дня я прочел в утренней газете, что мое видение сбылось: сэр Генри Пэйл бросился под последний поезд метро до Южного Кенсингтона на станции Довер-стрит. Хотя поезд экстренно затормозил, грудная клетка сэра Пэйла была размозжена, и он скончался