Как поймать монстра. Круг третий. Книга 1 - Арина Цимеринг

Чернота вернулась в глаза ребенка.

За долю секунды произошло слишком многое. Чернота вернулась, мальчик оказался подле отца, всаживая в него его же нож, песня зазвучала снова, будто кто-то резко нажал на «плей», а круг из мужчин вокруг пришел в движение — лезвия взлетели к горлам. Миг — и…

Марвола’эди’р’Гдау!

Полилась кровь.

Марвола’эди’р’Гдау!

Тело мальчика отшатнулось от мужчины, сжимавшего нож между своих ребер.

Марвола’эди’р’Гдау!

Он кричал, обхватив руками тело мальчика за плечи, пока кровь воинов впитывалась в черную землю. Этот низкий, страшный крик не был похож на крик ребенка. Он прошивал все вокруг низкими частотами, от него закладывало уши, а кости и внутренности крошились в серый снег. Не только от крика: это таяли последние капли сил, которыми Теодор удерживал их здесь.

Тела мужчин медленно осели на снег.

— О боже мой, — вырвалось у парня рядом с ним.

Тело мальчика извивалось, вскидываясь страшными волнами, изгибалось под неестественными углами. Он корчился в кругу из тел, а тени вскидывались вверх и вниз, словно черное отчаянное море.

Марвола’эди’р’Гдау!

То, что еще недавно выглядело ребенком, скребло почву и сотрясало воздух криком, а ветер, словно обезумевший, бился в разные стороны. Сквозь окончательно сошедшую с ума метель Теодор видел, как мужчина подползает к ребенку, пытаясь взять его за плечи, но одна из бившихся в агонии рук вспорола ему грудь, словно вместо пальцев у него были лезвия. Слишком поздно: это ему не помогло.

Самайн продолжал кричать, сводя с ума снег и ветер, и в этом крике жила ненависть — бурая, черная, ледяная.

— Твоему богу, — произнес Теодор онемевшими губами, — здесь не место.

И положил руку парню на лоб.

* * *

Не помня себя от ужаса, Норман выбрался в высохшее русло и сполз по земле вниз.

Он не знал, чего именно боится: что сестра снова появится или что не появится вовсе, устремившись на зов ракеты, и первой найдет тех, кто ее запустил. А может, что в этом лесу бродит не только она, но и те твари. И что он сбился с пути и не сможет добраться. Что он снова застрянет здесь на долгие дни. Что он чуть не умер.

Все это вместе дышало на ухо, пуская по затылку и спине гусиную кожу, и Норман бежал; когда не мог бежать — шел, а когда не мог идти — полз.

Кровь продолжала заливать лицо, мешая, — ее все время приходилось отирать рукавом, размазывая по лицу. Ко лбу нельзя было прикоснуться от боли, так он горел. И все это вместе превращало попытку пробраться через лес в настоящую пытку. В тот момент, когда Норман подумал, что окончательно потерял путь, засохшее русло выпустило его к реке. Это вызвало волну радости, которая затем схлынула, оставляя после себя мучительную тревогу.

У воды что-то лежало.

Опираясь на кочергу и подволакивая ногу, Норман двинулся к берегу, чувствуя, как с каждым шагом нарастает ощущение беды.

Это оказалась сигаретная пачка.

Бело-синяя упаковка, заполненная почти наполовину. Доу курил другие, Норман помнил. Но его сигареты закончились в деревне. Когда они с Кэлом уходили, Джемма шутила, мол, Доу согласился пойти в лагерь только в надежде найти там брошенный блок-другой.

А вот зажигалка внутри принадлежала Доу. Обычная, пластиковая, ярко-желтая. Доу слишком много курил, и Норман просто не мог ее не запомнить.

Он поднял взгляд на реку. Доу был здесь. Или кто-то с его вещами. Или… Но куда он мог пойти? Как понять, в какую сторону он ушел?..

Ответ нашелся тут же, неподалеку. Норман заметил его быстро, но пришлось пройти несколько метров по реке, прежде чем выудить из воды перчатку. На ней виднелись пятна крови.

В ту же сторону вела и длинная борозда. Норман — не Кэл, но ему и не нужно им быть, чтобы сразу определить, что кого-то здесь тащили.

Внутри заново разрастался только-только стихший страх. Он приподнял голову и скалился, почувствовав, как сдается самообладание Нормана.

Следы вели в сторону, противоположную от той, где он видел яркий сигнал ракеты.

Куда ему идти?

Какой выбор — правильный? И что будет, если он ошибется?

Если здесь кого-то тащили — этот кто-то мог быть ранен. И этим кем-то мог оказаться Доу. Но чем Норман ему поможет?.. Ничем, он ведь даже за себя постоять не в силах! Надо добраться до того, кто пустил ракету, и вместе вернуться к реке, и тогда, тогда…

…тогда может быть уже поздно.

Если Доу ранен, возможно, прямо сейчас он умирает. И помощи уже не дождется.

«Но что ты можешь сделать в одиночку? — спросил себя Норман и сам же себе ответил: — Ничего. Абсолютно ничего».

Затем сжал в руках пачку, повернулся и с колотящимся сердцем двинулся по следам.

* * *

Каждый раз это было похоже на поездку в падающим лифте. Будто все вокруг летит вниз с ужасающей скоростью, от которой закладывает уши, но ты стоишь ногами на твердом полу, и внутреннее ухо тебя обманывает. Инерция не успевает за тобой — и все внутренности перемешиваются в попытке тела остаться на месте.

Теодор открыл глаза, чувствуя, как заваливается. Мир накренился и вместе с небом, деревьями и серой землей, вместе со всем своим содержимым опрокинулся на бок. Ударился, затрясся и успокоился, перевернувшись на девяносто градусов.

Тело больше не держало его.

Ледяные руки внутри растворились, став холодной талой водой, заполнившей его. Пытаясь собраться, Теодор уткнулся лбом в ледяную землю и прижал ладонь к животу через пальто. Что-то внутри еще оставалось — какие-то жалкие крохи, которые Он не посчитал нужным забирать, — все равно они растворятся в ближайшие минуты.

Растворятся, оставив Теодора беззащитным.

Вот же хрень собачья.

С трудом держа глаза открытыми, Теодор восстанавливал дыхание и отстраненно наблюдал, как парень рядом с ним пытается прийти в себя. Он скрючился на земле, вспарывая ладонями снег и землю, вцепившись в них, словно только земля удерживала его сейчас на плаву. Из носа у него текла струйка крови. Да, поморщился Теодор. Точно. У Брайана тоже так было в начале. Если ты взламываешь чужое сознание, не установив прочной связи, чужой организм подвергается большому стрессу. Мягче всего проникновение удавалось во время сна, но здесь у него не было выбора — пришлось вламываться в голову незнакомца грубо и без пиетета.

Ну и что теперь? На самом-то деле это у них обоих не было выбора.

Теодор с трудом приподнялся на локте, пытаясь понять, хватит ли у него сил, чтобы