Шепот в тишине. Мистические истории - Марика Макей

– Вот и легенда, – восхищенно произнесла Лиза.

Кто и зачем закопал тут детские вещи? А куда делся ребенок? А почему именно здесь? Это старый камень или новый, просто у ребенка имени не было?

Лиза засунула грязную пинеточку в карман, чтобы предъявлять ее при рассказе как вещественное доказательство. Настоящая легенда теперь каталась с ней по заказам.

* * *

Ноги сами несли Антона на кладбище. Хотелось пообщаться с товарищем, и пусть тот не ответит, но хоть послушает. Потому что тогда, при жизни, на это не хватало времени. Оно тратилось на планы о несбывшемся будущем, на споры и ссоры. Но только не на общение по душам. Антон даже не знал, какое любимое блюдо было у человека, с которым он дружил десять лет. Пиво да, потому что они пили одно и то же. Но будто за пивом есть что-то большее. И там важно это большее узнать. Чем ближе Антон подходил к кладбищу, тем четче понимал, что именно он хочет сказать могиле с фотографией. А самое главное, что он хочет сказать потом той, что еще жива и живет этажом выше. И пофиг, что будет думать дом. Ведьма и дворник, хороша пара. Одна сор из души выметет, другой из избы. Уже возле самого забора Антону показалось, что он ее видит. Не показалось. Это дурацкое платье, которое ее сильно старит. Волосы. Правда, волосы теперь не были просто собраны в седой хвост. Они не топорщились паклей, а закрепились в пучок на затылке. Ей так шла эта прическа. Это надо было срочно сказать. Но сначала поговорить с могилой.

Антон так спешил, что не заметил, как Галина вышла ему навстречу. Тоже погруженная в свои мысли, она вздрогнула, чуть не налетев на Антона.

– Вы ходите сюда каждый день? – Он забыл, что надо было поздороваться, хотя бы для приличия.

– Успокаивает. – Она даже не обратила на это внимания. – А вы?

– Меня тоже успокаивает. – Антон бегал глазами, боясь посмотреть прямо на нее. Боялся, что сейчас его раскусят. – Но часто ходить мне тяжело.

Галина согласно кивнула. Это она сюда чуть ли не каждый день ходила, хотя обещала себе, что больше не придет.

– Здесь зарыто мое прошлое, напоминание о том, каким идиотом я был в молодости. – Он сам не понял, почему решил это рассказать, наверное, хотелось поделиться хоть с кем-нибудь внутренней болью, но не той, что выставляется напоказ, а самой настоящей.

– Я сама зарыла здесь свое прошлое. – Галина смотрела прямо на него, только пальцы, теребящие край рукава, выдавали ее волнение.

Антон поднял глаза. Ее были серые, такие же серые, как волосы. Можно ли глаза назвать седыми? Возможно, если человек пережил в жизни какую-то глубокую боль, то вместе с волосами у него могут поседеть и глаза. А сказал бы кто-нибудь про его глаза, что они изменились? Стали умнее? Очень хотелось бы это услышать.

Но Галина смотрела на него со смесью чего-то теплого и материнского и одновременно настороженного. Ей еще долго придется вспоминать, что такое доверять людям. И не важно, сколько этим людям лет.

– У вас до скольких рабочий день? – спросила Галина.

– Завтра я с утра, но не знаю, до скольких, – занервничал Антон. – Давайте я за вами зайду?

– Хорошо, после обеда поставлю тесто на пироги.

Она не сказала «до свидания», словно не хотела завершать этот разговор. Он был согласен, проще было не завершать этот разговор, а просто поставить на паузу. Начинать заново сложнее, чем продолжить начатое.

Галина пошла домой, а Антон направился к могиле. Очень надо было поговорить, а потом отпустить прошлое и научиться жить настоящим, чтобы наконец-то появилось будущее.

* * *

Лиза помнила этот сон. Ей снилась старая комната деда и бабки, кресло, сервант, полный хрусталя и фарфоровых чашек. В том сне она стискивала в руках телефон, словно он мог ей помочь. Вот только реальность оказалась совершенно другой.

В общажной комнате уже давно не горел свет, все спали. И на месте Лизы кто-то спал. Такое уже не раз случалось – соседка приводила в гости подружку, и они засиживались допоздна. А Лиза возвращалась с ночных смен только под утро. Ее дико бесило, что кровать занята непонятно кем.

В этот раз она не стала разбираться, кто спит на ее месте, врубила свет на всю комнату и заголосила:

– Я же просила никого не класть на мою кровать!

– Совсем рехнулась? – спросонья проворчала соседка. – Свет выключи и спи.

Лиза протопала через всю комнату, кинув сумку на свою кровать, в надежде, что этот кто-то проснется и сам уйдет. На нервах заболел бок.

– Лиза, твою налево! – Соседка села на кровати. – Идиотская шутка!

– Какая шутка? – закипела Лиза. – Я же просила никого не класть на мою кровать.

– Да она пустая! – заорала соседка. – Ты там с десяти вечера дрыхла, я даже в комнату зайти боялась.

– В смысле я дрыхла? – не поняла Лиза. – Я только со смены вернулась.

Соседка кивнула на кровать рядом. Там на самом деле никого не было. Только подушка и простыни оказались теплыми, словно тот, кто спал на них, только что отлучился воды попить или в туалет. Лиза ошалело села на собственную кровать. Она только что видела на ней человека. Даже когда свет включала, когда сумку кидала. На кровати точно кто-то спал. И сумка ударилась в бок этого кого-то.

– Спать ложись, – буркнула соседка и с головой спряталась под одеяло. – И свет выключи!

Лиза послушно погасила свет в комнате и вышла на общую кухню. Надо было что-нибудь съесть и обдумать, что ей померещилось. В кармане куртки лежала грязная пинеточка с кладбища. Настоящая легенда, которую она собиралась показывать, рассказывать о ней, понижая голос до страшного хрипа.

На кухне кто-то хозяйничал. На нем почему-то были штаны Лизы, в которых она ходила по общежитию, футболка Лизы, в которой она спала. Старые наушники болтались на шее. А лица Лиза разглядеть не могла. Этот кто-то взял ее чашку, налил кипятка и ушел в комнату. В комнату Лизы. Та направилась следом, открыла дверь к себе. Соседка опять заснула, а на кровати рядом снова высился холм из одеяла. На тумбочке дымилась чашка с кипятком, а брошенная ранее сумка аккуратно стояла на полу.

– Вон из моей кровати! – крикнула Лиза, врубая свет и стаскивая одеяло на пол.

– Лиза, какого хрена?! – Соседка кинула подушкой, случайно смахнула ею на пол чашку, и та разбилась.

На кровати никого не было. Кипяток теперь