Страшные истории для бессонной ночи - Лилия Белая

Вниз! Чья-то сильная рука сдавила шею. Окунула в ледяную воду. Я лишь успел задержать дыхание. Холод сжал лицо. Будто тысячи игл впились в кожу.

Зажмурил глаза, изо всех сил пытаясь вырваться, но тщетно. Я слабый старик, которого хотят утопить ночью в фонтане.

Вода! В носу, ушах, во рту. Как же я ненавижу воду! Если это конец, то я отказываюсь принимать его здесь и сейчас!

Едва не задохнувшись, почувствовал, как меня рывком вырвали из ледяного плена. С жадностью глотнул воздух и хотел было оглянуться, но мрачная тень нависла над моим отражением, перекрыв его.

Снова в воду! Кто-то хочет моей смерти… или просто пытает?

Внезапно хватка преступника ослабла. Он отпустил меня.

Я вынырнул из воды и резко обернулся. Вокруг не было ни души.

Трясясь от холода и страха, по пояс мокрый (под осенним-то ветром!), я рысью побежал обратно в дом. Особняк спал.

Оставляя за собой небольшие лужи, пошлепал к себе. Первым делом снял все мокрое и укрылся пледом, висевшим на кресле. Рухнул в него, боясь даже заглянуть в окно. Обстоятельства располагали к молитве, но я с этим не спешил.

На подоконнике меня ждал приготовленный кем-то чай. Я встал, обхватил рукой кружку — горячий. Слегка наклонившись, принюхался — с ромашкой и липой, мой любимый осенний чай.

— Заботливо, — хмыкнул себе под нос и сделал глоток. Наверное, не стоило. Но тому, кто только чуть не отдал богу душу, было все равно.

Во вкусе я не заметил посторонних примесей.

Тепло забродило в теле словно вино. Напившись вдоволь и слегка согревшись, я забрался на кровать и раскинул в стороны руки и ноги. Больше не покину этот священный плот.

Теперь я знал, чувствовал это. Она была здесь.

О ночном происшествии никто не догадывался. На осмотр спустилась мать Эрика. Когда я поднес стетоскоп, то, прежде чем услышать сердцебиение пациентки, уловил странное дыхание. Точнее, выдох… Он был необычным. Длительным. И набирающим силу ближе к завершению. Словно кто-то стравливал воздух намеренно, с усилием.

Рядом с пациенткой на столике я заметил несколько семейных дагеротипов. На одном из них (самом старом, полагаю) Эрику было лет десять.

— Вы здесь так молоды, — улыбнулся я, стараясь сделать вид, что рассматриваю мальчика.

— У вас есть дети? — полюбопытствовал Эрик.

— Нам с женой Бог детей не дал, к сожалению…

— Извините, я слишком любопытный. Может быть, послать весточку вашей жене, чтобы она вас не потеряла?

Я нервно сглотнул.

— Боюсь, ее давно нет в живых.

— Сочувствую.

Я опустил взгляд. Пол почернел. И вместо паркета цвета застарелой ржавчины проступила земля. Рыхлая, влажная. Сковырнул ее туфлей. Как настоящая. Моргнул.

Поспешил сменить тему и как бы невзначай добавил, скосив глаза на изображение:

— Ваш отец?

Мистер Уоллес кивнул.

Я прихлебнул приготовленного мне чая и закашлялся… Опять чертова вода во рту. От нее одни беды. Слишком хорошо я помнил, как…

Когда очнулся, то не сразу сообразил, где нахожусь. Голова трещала и гудела, словно после изрядной попойки. Затылок невыносимо ныл. Мои руки были связаны за спиной тугой веревкой. Что за мракобесие? Как ни пытался высвободиться, мне это не удавалось.

Буквально в следующее мгновение кто-то придвинул меня к бочке с водой. Миг — и голова попыталась достать до дна. Я мог бы кричать, но вода заливалась в рот. Меня выдернули за волосы и снова макнули головой. Я едва мог понять, что происходит.

— Теперь ты готов услышать, Вильям Гарднер? — этот голос ни с чьим не спутать. — Если еще раз увижу тебя где угодно — дома, на балу, в гостях, случайно туда зайдешь или нет — плевать. Клянусь, ей несдобровать! Поверь, достану вас из-под земли. И разверзнется ад. Убью ее, если ты хоть раз появишься на горизонте. Ясно выражаюсь?..

Мрак перед глазами расступился.

— Мистер Гарднер? — Эрик позвал меня.

— Вы говорили, что мать не была счастлива с отцом, — откликнулся я. — Однако ухудшение самочувствия произошло после его кончины. Раз это не было тоской по усопшему… думаю, ваша мать этого хотела.

Эрик промолчал, ошарашенный моим умозаключением.

— Не было ли в вашей семье другого волнительного события?

— У нас хватало неприятностей. Семья раньше жила в Англии, но я был еще ребенком, когда предприятие отца прогорело и мы в спешке переехали во Францию. И не возвращались сюда. Лишь несколько лет назад мы купили дом в Эссексе.

Я оглянулся по сторонам. Стены дома начали трескаться по углам, будто плохо склеенная бумага. А затем и вовсе расходиться по шву. Хватило нескольких минут, чтобы каменные конструкции образовали просвет в пару дюймов.

Эрик потер лоб и о чем-то задумался.

— Скажите, доктор, мать же не отправят в специальную лечебницу? Новая обстановка — необходима ли? Ей ведь седьмой десяток…

Я думал, миссис Уоллес старше. Видимо, нелегкая судьба наложила отпечаток. Волосы — серебряные нити, лицо безжизненное, желтое, как свеча. Морщин вдвое больше, чем у меня.

— Думаю, с нее хватит пережитого. Будьте рядом, поддерживайте ее.

В щели, образовавшиеся в расколотых, как орех, стенах, незаметно просочились паутины плюща. Ползучий кустарник пробирался в гостиную, цепляясь корнями. Набрасывая сети на все, что попадалось по пути. Темно-изумрудные и облезло-красные листья отвоевывали пространство с поразительной скоростью. Стебли обхватывали фарфоровые статуэтки, накидывали на них петли и душили, ломая хрупкие шеи.

Я постарался сосредоточиться на пациентке. И оставшееся время перед обедом разговаривал с миссис Уоллес. Но она оставалась безучастна. Мои воспоминания не тронули ее окоченевшего сердца. Помню, жена говорила: чем больше мы вспоминаем прошлое, тем больше воруем у настоящего. Но что остается нам, старикам? Наступит день, когда прошлое полностью затмит происходящее вокруг. И вот тогда мы умрем.

Когда я вернулся к себе вечером, то обнаружил, что обстановка в комнате изменилась. Мебель осталась на прежних местах, как сохранилась и форма помещения. Но в углах ютился как ни в чем не бывало щедрый ворох увядшей листвы. Целые сугробы! Вдоль стен высились стволы дуба и ясеня, упираясь поредевшими кронами в потолок. Словно могучие атланты держали его над головой, предупреждая скорый обвал. Ветки переплетались, будто косы юных дев. Подобно паукам, они набросили на комнату крепкие силки. И единственный, кто в них мог попасться, — я.

Добрая пригоршня листьев лежала на кровати. Я осторожно сел на краешек, едва не споткнувшись о корень под ногами, и сгреб их рукой. Они захрустели, словно сахар на зубах. Диво!

В комнате стоял запах леса: