Страшные истории для бессонной ночи - Лилия Белая

Надо признать, миссис Уоллес производила жуткое впечатление. Глаза распахнуты сверх меры, будто она чем-то удивлена. Веки приподняты, глазные яблоки слегка выпучены, зрачки расширены. Я бы мог понять причину, если бы она увидела рысь, пересекающую гостиную. Но если она так выглядит всегда… должно быть объяснение! Состояние, в котором пребывала женщина, было сродни трансу.

Я провел тщательный осмотр, благо саквояж с необходимыми инструментами всегда под рукой. Тем временем подоспел чай. Миссис Уоллес не глядя безошибочно взяла кружку с блюдца, поднесла ко рту и отхлебнула.

— Случай необычный, мистер Уоллес. Полагаю, ваша мать физически здорова. Причиной состояния, в котором она находится, мог послужить стресс. Может быть, смерть вашего отца шокировала ее?

— Она не любила его. Или, может быть, я не застал ту пору, когда любила. Да и со мной редко проводила время. Отец пригласил кучу учителей, мать отошла на задний план. И после этого совсем потерялась… Однажды она обронила такую фразу… Что, если бы на то была ее воля, она бы больше не открывала рта. Со смерти отца… мама все больше и больше стала молчать…

Как горько мне было слышать это. Разве заслуживает человек столь печальной участи? И этот траур — по мужу ли миссис Уоллес его носит? Или по себе?

— Я бы хотел помочь вашей матери, Эрик. Могу задержаться на пару дней.

Вздох облегчения, изданный хозяином дома, пронесся эхом по комнате, отскакивая от стен, и умчался ввысь по лестничному лабиринту. Осенние листья взмыли вверх и медленно, словно снег, стали опускаться.

В ту ночь сон никак не шел. Призраки памяти блуждали в голове и бередили душу. Я накинул халат и стал мерить шагами небольшую комнату.

Через четверть часа я рухнул в кресло у окна и стал щелкать пальцами — дурацкая привычка, которая раздражала жену. Как сейчас слышу ее слова: «Вильям, прекрати так делать. Твои суставы хрустят, будто мы старики».

Старик… Теперь я старик.

Когда это произошло?

Закрыл глаза, чтобы успокоиться.

Я снова увидел ее. Спустя десять лет после злополучной свадьбы… На балу. Моя Флоренс! Она совсем не изменилась. Хотя лицо стало чуть строже, потеряв детскую наивность. Годы, разделявшие нас, рухнули неподъемным грузом на плечи. Я находился в полуобмороке. Десять лет назад друзья уверяли: эта детская влюбленность пройдет. Теперь я знал — этому не бывать.

Меня поцеловала удача. Зазвучал вальс, предполагающий смену партнеров. Пара проходов — и мы оказались друг напротив друга. Я подал руку, и Флоренс вынуждена была ее принять. Она казалась растерянной. «Узнала меня!» — ликовал я. Но напрасно — она быстро собралась и отвела взгляд. Я закружил Флоренсию в вальсе… И весь мир закружился со мной.

— Флоренсия, счастлив тебя видеть!

Мой пыл наткнулся на ледяную завесу. Молчание. Флоренсия двигалась механически. Ее руки были напряжены, а лицо безразлично. Каждый поворот — резкий, как пощечина. Видимо, встречи могут быть и такими — словно в фехтовальном зале.

— Фло, — ласково позвал я ее, как в детстве, но вместо ответа — тишина.

Больно.

Век танца недолог. Нужно срочно что-то предпринять, пока мы еще кружимся в этом треклятом вальсе. Притянул Флоренс за талию ближе. Она вскинула брови и уперлась в меня тяжелым, злым взглядом. У моей Фло в арсенале такого не было.

— Знаю. Я подвел тебя. И себя. Если бы можно было исправить…

Что толку теперь сокрушаться? Но я не мог иначе. Нутро жгло крапивой, казалось, либо сгорю вмиг, либо совершу глупость.

Мы оба замолчали. Мир все еще кружился перед глазами. Но эйфория прошла. Меня тошнило.

— Я бесконечно виноват… Но я сделал все, что мог. Если бы сумел плыть быстрее корабля — плыл бы. Бежать быстрее лошади — бежал бы.

— Теперь это бессмысленный разговор. И честное слово, если ты будешь слишком близко, я дам тебе пощечину и уйду посреди танца. Будет скандал!

Откуда эта агрессия? Я заслужил, но… она не знала…

Последняя попытка.

— Ты была прекрасна в подвенечном платье, — сказал я шепотом, но увидел, что она услышала. — Тонкое жемчужное кружево… И нежный венок из флердоранжа…

Эту картину больно вспоминать. Два разбитых сердца в ликующей толпе.

Слова попали в цель. Флоренсия посмотрела на меня снова. Не веря.

— Помнишь, когда вы выходили из церкви, ты уронила платок? И кто-то из толпы протянул свой?

Показалось, что Флоренсия потеряла равновесие.

— Я опоздал на полчаса, быть может… Но эти полчаса решили все.

Танец оборвался. У меня закончился воздух. Я проводил Флоренс к пристально наблюдающему за нами мужу и покинул зал.

До конца вечера перехватывал бокал за бокалом, пытаясь очнуться от потрясения. Лишь когда захотел выйти на балкон, услышал, как кто-то всхлипывает в темноте. Как мать, всегда с точностью определяющая плач своего ребенка, я знал, кому он принадлежит.

Звучал тревожный вальс. Я расставил шахматы и проиграл партию, даже не начав ходить.

Я очнулся ото сна в кресле. Или от наваждения? Потный, дрожащий старик. Протер глаза и сделал пару медленных вдохов. Такие переживания мне уже не на пользу. Хотел было встать и перебраться в постель, но взгляд выхватил силуэт в окне. Кто-то в потемках сидел на лавке у фонтана…

Накинув халат, забыв о приличиях и холодной погоде, я едва обулся и выбежал из комнаты, чуть не споткнувшись в мрачном коридоре и не улетев с лестницы. Пролеты превратились в ленту, которая вздыбливалась волной, струилась, текла и пыталась сбросить. Движения стали цирковыми прыжками, а затея — настоящим аттракционом.

Смертельное дыхание осени преследовало меня. По спящему дому раздался набат. С молодецкой прытью я совершил самый длинный прыжок и покинул нерадивую лестницу. Теперь бежать! Бежать так быстро, будто легион чертей гонится за мной.

Лишь приблизившись к заветной цели, я увидел, что желанная скамья абсолютно пуста. Возглас разочарования будто вой волка. Быть не может!

— Где ты? — закричал я, вновь переживая боль опоздания.

Не смея даже сесть на пустую лавку, я обессиленно рухнул на край фонтана, согнувшись пополам, словно пряча голову от упрекающего меня неба. Я не заслужил видеть звезды. А им не стоит видеть меня.

Сильный толчок в плечо чуть не опрокинул в воду, развернув корпус, насколько было возможно. Второй — в спину. Еще один. Я очутился на коленях, лицом над водной поверхностью. Едва успел заметить в отражении звезды и тень от собственной головы, как перед