Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

Дик Элингем неподвижно лежал перед изуродованной картиной, и горло его было растерзано тем же существом, а руки покрывала краска, и краска была под ногтями.

Человек, который зашел слишком далеко

Деревушка Сент-Фейт приютилась в лощине на лесистом холме над северным берегом реки Фаун в Гемпшире. Домики теснятся вокруг норманнской церкви из серого камня, словно ищут защиты от духов и фей, троллей и маленького народца, который, по местным поверьям, до сих пор обитает на обширных пустошах Нью-Фореста и после заката творит свои сомнительные дела.

Выбравшись из лощины, можно шагать хоть весь день до поздних летних сумерек и не встретить ни души, ни малейших признаков человеческого обитания в любом направлении, кроме большой дороги, ведущей в Брокенхерст. Лохматые пони поднимут головы от вкусного вереска, скроются в норках белые кроличьи хвостики, проскользнет поперек тропы коричневая гадюка, а в кустах захихикают невидимые птицы, однако ничего напоминающего о человеке за целый день запросто может так и не встретиться. Несмотря на это, будет совсем не одиноко – во всяком случае летом, когда светит веселое солнце, порхают бабочки, и воздух полнится симфонией леса, славящей великий ежегодный праздник июля. Шепчутся в березах и вздыхают среди сосен ветерки, пчелы деловито жужжат в благоуханном вереске, щебечут под зелеными сводами мириады птиц, река, журча, перескакивает с камня на камень, булькает в заводях и захлебывается на поворотах – словом, множество спутников сопровождает гуляющего.

Казалось бы, свежий воздух и лесной простор должны влиять на человека весьма благотворно – в тех пределах, в каких Природа вообще способна повлиять на этот удивительный вид, научившийся на протяжении веков отражать натиск ее суровых бурь в своих крепких домах, пленять бурные потоки и освещать их энергией улицы, вгрызаться тоннелями в горы и бороздить моря. Тем не менее обитатели Сент-Фейта по доброй воле ни за что не отправятся в лес после наступления темноты, поскольку в ночной тишине и одиночестве там можно обнаружить весьма неожиданное общество. И хотя от жителей деревни трудно добиться сколько‐нибудь внятных сведений о сверхъестественных явлениях в лесу, опасения на этот счет распространены среди них весьма широко.

Мне довелось услышать лишь одну более или менее связную историю: о громадном козле, который с дьявольским весельем скачет по лесу и прочим темным местам. Возможно, она связана с той, которую я попытался изложить ниже. Та история здесь хорошо известна: все помнят художника, погибшего недавно в этих краях, – молодого (или, во всяком случае, молодо выглядевшего) человека большой красоты, при виде которого лица невольно светлели и расплывались в улыбке. Говорят, его призрак непрестанно бродит у реки и в лесу, который так любил, а особенно в окрестностях дома на окраине деревни, где жил, и сада, где встретил свою смерть. Я склонен полагать, что именно с тех пор и зародился в Сент-Фейте страх перед лесом. Итак, вот история, которую мне удалось собрать из обрывков. Частично она основана на рассказах жителей деревни, но главным образом на сведениях, полученных от моего друга Дарси, дружившего и с человеком, о котором пойдет речь.

Лето было в самом разгаре, безупречный солнечный день клонился к закату, и кристальное вечернее сияние становилось с каждой минутой все чудеснее. Березовый лес к западу от Сент-Фейта, тянувшийся на много миль к поросшему вереском нагорью, уже покрыл красные крыши домов прозрачной вуалью теней. Лишь высокий шпиль серой церкви еще указывал пламенеющим оранжевым перстом в небеса. Внизу река Фаун неторопливо несла свои небесно-синие воды по извилистому руслу вдоль опушки леса, где через нее был перекинут грубо сколоченный мост из двух досок. Одним концом он выходил в сад дома на окраине деревни, а другим – в лес, и с того конца его запирала маленькая калитка из прутьев. Вырвавшись из лесной тени, река струилась потоками расплавленного закатного багрянца, постепенно растворяясь в туманной дымке на горизонте.

Упомянутый дом стоял на незатененном участке, и в саду на склоне берега еще лежали пятна солнечного света. Вдоль посыпанных гравием дорожек тянулись клумбы ослепительно прекрасных цветов, а в середине садика стояла кирпичная беседка, наполовину скрытая побегами вьющейся розы и пурпурными звездочками клематиса. Между двумя кирпичными колоннами был подвешен гамак, в котором лежал небрежно одетый человек.

Дом находился на небольшом удалении от остальной деревни и сообщался с главной дорогой лишь небольшой тропинкой, пересекавшей два поля, в ту пору покрытые густым душистым сеном. Стены приземистого двухэтажного здания были почти неразличимы за густым цветением вьющихся роз. Со стороны сада имелась узкая каменная веранда под навесом, где молодой слуга, бесшумно ступая, проворно накрывал стол к ужину. Покончив с сервировкой, он зашел в дом и вскоре прошел к беседке, неся в руках большое банное полотенце.

– Почти восемь, сэр.

– Господин Дарси еще не прибыл? – спросил лежавший в гамаке человек.

– Нет, сэр.

– Если я не вернусь до его появления, скажи, что я пошел искупаться перед ужином.

Слуга вернулся в дом, а Фрэнк Холтон скользнул из гамака на траву. Он был среднего роста и довольно худощав, однако гибкость членов и легкость движений производили впечатление большой физической силы. Даже из гамака он выбрался легко. Кожа его имела весьма темный оттенок – не то от загара, не то от южных кровей, на которые намекали его темные глаза и коротко стриженные непослушные черные кудри. У него была маленькая голова, красивые тонкие черты лица и гладкая кожа, словно у безбородого юнца. Возраст выдавали глаза, глядевшие так, как могут глядеть лишь много повидавшие. Впрочем, наблюдатель скоро забывал об этом удивительном несоответствии, полностью захваченный восхитительным зрелищем молодой мужской красоты.

Одет Фрэнк был сообразно сезону и жаре – рубашка с открытым воротом, фланелевые брюки, непокрытая голова. Он неторопливо спустился к реке, где тишину вскоре разорвал шумный всплеск и экстатический крик удовольствия. Минут пять Фрэнк энергично плыл против течения, а потом перевернулся на спину, широко раскинув руки, и поплыл вниз по реке, покачиваясь в водной зыби. Закрыв глаза, он бормотал себе под нос:

– Я един с рекой, мы одно целое. Я ее прохлада и плеск, я водоросли, качающиеся на волнах. Моя сила и мышцы – сила и мышцы реки. Мы едины, едины, дорогой Фаун…

Четверть часа спустя Фрэнк вновь появился на лужайке – уже одетый, с влажными, быстро сохнущими кудрями. Обернувшись, он бросил на реку взгляд, с каким смотрят на дорогого человека, и двинулся к дому. Тут на террасу вышел его слуга в сопровождении мужчины лет тридцати пяти. Завидев друг друга, Фрэнк и гость ускорили шаг и встретились на повороте садовой дорожки в благоухании чубушника.

– Дорогой мой Дарси, как я рад тебя видеть! – воскликнул Фрэнк.