Серебряный Ашолотль - Анна Альфредовна Старобинец

– Кого?

– Сан Саныча – охранника, который у Самсона пасется. Апельсиновый вкус. Любимая вкусняшка Сан Саныча. Он душу за них продаст. Я повадки его давно изучил.

– То есть… что же… он их съест – и что с ним случится? Он что, умрет?

– Что за чушь! Я Рыбак, а не убийца. Он просто захочет спать. Часа два у тебя там будет, пока не проснется.

Продавец сунул «тик-так» туда же, к бабочкам, и протянул Шимону мордушку.

– Только… сколько это все стоит? – с тревогой спросил Шимон. – Серебро – это очень дорого. У меня столько нету.

– На благое дело, на подвиг, на победу над злом – бесплатно.

* * *

Когда тварь заглотнула связку оранжевых мертвых бабочек, попыталась выбраться, не пролезла в узкую горловину, попыталась снова, не смогла и забилась бешено и отчаянно в серебряной клетке-ловушке, Шимон не испытал ни радости героя-победителя, ни торжества поймавшего добычу охотника, ни счастья ученого-исследователя, получившего в свое распоряжение уникальную особь. Все прошло так строго по плану, так удачно, легко и просто, так не похоже на подвиг, что Шимону стало казаться, что это все вообще не взаправду: и охранник, послушно уснувший в своей будке после щедрой горсти «тик-така», и туристы, и пенсионеры, тетки с колясками, дисциплинированно покинувшие территорию парка ровно в шесть вечера, и тускло поблескивающие в густеющих сумерках лев и Самсон, и он сам, Шимон, оставшийся в парке после закрытия и расковырявший ледяную коросту в бассейне у ног Самсона, и серебряная мордушка, которую он погрузил в ледяную воду, и вода, такая мелкая, что часть мордушки высовывалась наружу, и тропические бабочки, нашедшие избавление от страданий в этой воде, и Серебристый Ашолотль, клюнувший на приманку почти мгновенно, – все казалось ненастоящим, придуманным, неслучившимся.

Только голос, звучавший не из мордушки, не откуда-то извне, а внутри головы Шимона, этот голос, тихий и безнадежный, – только он казался реальным.

«отпусти меня

отпусти меня

отпусти меня»

Шимон резко выдернул из воды мордушку с Серебряным Ашолотлем – все же был он не серебристым, а именно серебряным, темным с прозеленью, точно такого цвета, как и его ловушка – и взглянул в его рыбьи глаза, черные с красными крапинами, похожие на два круглых тлеющих уголька.

– Ты разумное существо? – спросил Шимон. – Это ты со мной сейчас говоришь?

«я с тобой говорю

отпусти меня»

Рот у твари даже не дрогнул. Он был сложен в гримасу, в подобие застывшей грустной улыбки.

– Ты демон? Древнее зло?

«я не демон

я никому не делаю зла»

– Я как же белки? Я видел беличью лапку. Это ведь ты?

«мне хотелось есть

я спал в трубе, а потом проснулся

я не мог выбраться из фонтана, канал осушен, мне нельзя без воды

я поймал белку

отпусти меня

ну пожалуйста»

– Я не могу тебя отпустить. Я ученый, – Шимон втянул сопли. – То есть я хочу стать ученым, как папа. Я поймал тебя, чтобы изучать. Ты – неизвестный науке вид. Я опишу тебя и прославлюсь, и обо мне расскажут на всех каналах, я буду ездить на научные конференции, и обо мне услышит мой папа и будет гордиться, а весь класс мне будет завидовать, а я буду над ними смеяться, как смеются над дураками – открытым ртом.

Шимон не знал, зачем он все это рассказывает пойманной твари. Тем более если тварь ему врет, притворяется безобидной, а на самом деле – древнее зло. Но он внезапно перестал контролировать свою речь, как будто стерлась разница между мыслями и словами, и он просто говорил то, что думает.

«ты можешь говорить со мной молча

я слышу твои мысли, как ты слышишь мои

я слышу твою правду, как ты слышишь мою

я не вру, потому что мыслями врать невозможно»

«Тогда почему они – и Рыбак, и предок Рыбака, и царица, и вообще все – сочли тебя адской тварью?» – спросил Шимон молча.

«они испугались собственных страшных мыслей

и того, что я эти мысли слышу

я не вру, Шимон

я тот, кто я есть

ашолотль теокуитатль на языке ацтеков

это дословно значит серебряный ашолотль

но вы зовете меня иначе

золотая рыбка – так вы меня зовете»

– Золотая рыбка?! Которая исполняет желания? – от изумления Шимон потерял концентрацию и снова заговорил вслух. – Но ты же совершенно не золотой!

«это ошибка перевода

на самом деле, конечно, рыбка серебряная

в языке ацтеков не было разницы между золотым и серебряным

просто что-то драгоценное и блестящее

отпусти меня, и я исполню твое самое большое желание»

– Я хочу, чтобы ко мне…

«я слышу, чего ты хочешь

чтобы к тебе вернулся твой папа»

– Да. Если ты правда волшебная рыба и исполняешь желания, пусть папа вернется прямо сейчас! Исполнишь желание – отпущу! – Шимон оглянулся, шаря взглядом по тускло-желтым, восковым в свете фонарей сугробам и золотым статуям, как будто и правда верил, что папа сейчас возникнет из ниоткуда.

«А не исполнишь сейчас же – не отпущу, – добавил Шимон уже молча, – буду на тебе ставить опыты».

«„сейчас же“ я не могу

только позже

отпусти меня, и я исполню твое желание»

– Врешь, врешь, врешь! – Шимон сорвался на визг: на секунду, на пару секунд он поверил, что сейчас увидит отца; расставаться с этой надеждой было почти физически больно. С того дня, как отец их предал, Шимону в солнечное сплетение, как в бабочку-наживку, воткнулась тонкая, невидимая игла. И теперь эту иглу из него как будто бы вынули – и тут же снова насадили его на другую, еще более острую. – Ничего ты не исполнишь! Ничего ты не можешь! Мог бы – сделал бы сразу!

«я могу

но для этого мне надо сначала превратиться во взрослую особь

желания исполняют только взрослые рыбы

серебряные рыбы

а я еще личинка»

– Ты – личинка?! Ты ведь живешь уже много веков!

«я не хотел превращаться

видишь, у меня лапки»

Через широкие щели в мордушке Шимону хорошо видны были лапки твари: недоразвитые, беспомощные, короткие, с перепончатыми, тонкими, полупрозрачными пальчиками.

«у меня лапки, а после превращения их не станет

я не хотел терять лапки

и еще я совсем разучусь дышать над водой

сейчас я умею немного дышать на суше»

– Значит, ты никогда не исполнял никаких желаний? Тогда откуда все эти сказки про золотую рыбку и рыбака?