Джозеф Ле Фаню - Комната в отеле «Летящий дракон»

Стало быть, я мог совершить мою таинственную вылазку, не боясь остаться перед запертою дверью и привлечь к себе тем самым всеобщее внимание.

Мы наконец остановились под густой сенью ветвей вблизи вывески с драконом; свет из растворенных дверей гостиницы падал на дорогу.

Я отпустил карету, взбежал в развевающемся домино и с маскою в руке по широкой лестнице и вошел в мою просторную спальню. Казалось, черная обшивка стен, тяжеловесная мебель, темный полог над высокою кроватью делали ночную тьму в этой комнате еще гуще.

Я тут же поспешил к окну, по полу от него тянулась косая полоска лунного света. За окном все почивало в серебристых лучах; Шато де ла Карк, его трубы и бесчисленные остроконечные башенки чернели на фоне сероватого неба. В той же стороне, но чуть левее и ближе, примерно посередине между замком и моим окном, я различил кроны деревьев — небольшую рощицу, где, стёло быть, и произойдет назначенное маскою свидание; здесь нынче ночью увижу я прекрасную графиню.

Я определил «азимут» сего укромного уголка графского парка, мысленно прочертив путь до отливающих серебром крон.

Вы догадываетесь, с каким трепетом и замиранием сердца глядел я на таинственный приют, где ожидало меня мое неведомое приключение.

Однако время шло, час приближался. Я сбросил плащ на диван, ощупью разыскал и надел пару штиблет взамен изящнейших туфель без каблука, именовавшихся тогда «лодочками»; порядочный человек в те дни не мыслил появиться вечером в иной обуви. Затем я надел шляпу и наконец прихватил пару заряженных пистолетов — самых надежных, как мне объясняли, попутчиков в это смутное для Франции время: повсюду бродят солдаты — остатки некогда славной армии, — и среди них, говорят, встречаются отчаянные головы. Завершив приготовления, я, признаться, не удержался и подошел к окну с зеркалом в руках, дабы проверить, как я выгляжу при лунном свете; наконец вполне удовлетворенный я водворил зеркало на место и сбежал по лестнице.

Внизу я призвал к себе слугу.

— Сен Клер, — заявил я. — Я желаю прогуляться под луною, недолго, всего минут десять. Не ложись, покуда я не вернусь. Впрочем, если ночь окажется уж очень хороша, я, может статься, погуляю и подольше.

Лениво сойдя по ступенькам крыльца, я взглянул направо, затем налево, словно не зная, в какую сторону лучше направиться, и, не торопясь, двинулся по дороге; я то взирал на луну, то разглядывал легкие облачка на другом краю небосвода и насвистывал мотив, услышанный недавно в театре.

Ярдах в двухстах от «Летящего дракона» мои музыкальные упражнения прекратились; я обернулся и зорко взглянул на белевшую, точно в инее, дорогу, на фронтон старой гостиницы и прикрытое листвою, слабо освещенное окно.

Кругом не было видно ни души, не слышно ничьих шагов. При такой луне я легко мог различить стрелки на часах. До назначенного времени оставалось лишь восемь минут. Стена рядом со мною была густо увита плющом, а на самом ее гребне оказались настоящие заросли.

Это значительно облегчало мою задачу и отчасти укрывало от любопытных взоров, случись кому взглянуть сюда ненароком. И вот преграда позади, и я стою в парке Шато де ла Карк — коварнейший из браконьеров, когда-либо посягавших на владения доверчивого господина!

Прямо передо мною гигантским траурным плюмажем высилась условленная роща. С каждым моим шагом она как будто все росла и росла и отбрасывала к ногам все более черную и широкую тень.

Казалось, что я иду очень долго, и ступив наконец под сокрывшие меня деревья, я почувствовал настоящее облегчение. Меня окружали старинные липы и каштаны, сердце мое нетерпеливо колотилось.

Роща несколько расступалась в середине, и на открывшемся месте стояло сооружение наподобие греческих: то ли маленький храм, то ли алтарь, со статуей внутри; кругом его обегала лестница в несколько ступенек. В трещинах и желобках беломраморных коринфских колонн темнела трава, цоколь и карниз поросли уже кое-где мхом, а изрытый дождями выцветший мрамор говорил о давней заброшенности. Луна проглядывала сквозь дрожащую листву дерев, и в ее неверном свете струи фонтана, питавшегося от больших прудов позади замка, мерцали алмазным дождем и падали с неумолчным тихим звоном в широкую мраморную чашу. Явные признаки запущенности и разрушения делали всю картину лишь милее и печальнее. Впрочем, я слишком внимательно вглядывался в темноту, в сторону замка, ожидая появления дамы, и не мог по достоинству оценить открывшийся вид; но, благодаря ему, самые романтические образы мелькали невольно в моем воображении: грот, фонтан, появление Эгерии.[25]

Пока я высматривал графиню впереди, слева за моей спиной раздался вдруг голос. Вздрогнув, я обернулся; передо мною стояла маска в костюме мадемуазель де ла Вальер.

— Графиня сейчас будет здесь, — сказала она. Луна струила на нее яркий, ровный, не рассеянный листвою свет. Это необыкновенно шло к ее облику и, казалось, добавляло ей еще больше изысканности. — Я расскажу вам пока кое-что об ее обстоятельствах. Она несчастлива; ей выпал неудачный брак. Муж, ревнивый тиран, принуждает бедняжку продать ее единственное достояние — бриллианты стоимостью…

— Тридцать тысяч фунтов стерлингов; я слышал об этом от приятеля. Мадемуазель, можно ли помочь графине в этой неравной борьбе? Умоляю, скажите только — как! И чем больше опасность, чем большую жертву надобно принести, тем счастливее я буду себя почитать. Могу ли я помочь ей?

— Если вы презираете опасность — впрочем, опасности, конечно, никакой нет, — если вы, как и она, презираете всяческую тиранию, если вы истинный рыцарь и можете посвятить свою жизнь даме, не ожидая иных наград, кроме ее скромной признательности, — тогда в ваших силах ее спасти, и она сполна одарит вас не только признательностью, но и дружбою.

При этих словах дама в маске отвернулась, сдерживая, по-видимому, рыдания.

Я поклялся быть смиренным рабом графини.

— Но, — добавил я, — вы обещали, что она скоро будет здесь.

— Если не случится ничего непредвиденного. Пока глаза графа де Сент Алир открыты и следят за нею, она не смеет ступить и шагу.

— Желает ли она видеть меня? — спросил я с дрогнувшим сердцем.

— Признайтесь сперва, часто ли вы вспоминали о ней после встречи в «Прекрасной звезде»?

— Ее образ никогда не покидает меня; день и ночь я вижу ее прекрасные глаза, нежный голос чудится мне повсюду!

— Мне говорили, что наши голоса очень схожи.

— Пожалуй, — отвечал я, — но это всего лишь кажущееся сходство.

— Вот как? Так мой голос лучше?

— Простите, мадемуазель, этого я не говорил. Ваш голос очень хорош, но, сдается мне, тоном выше.