Алана Инош - Слепые души

 – Да, я не вижу.

 Теперь, когда её лицо было близко, я разглядела на нём неровности – что-то вроде сглаженных шрамов. Её подбородок был поднят, за тёмным щитком очков не было видно глаз. Она слепая, дошло до меня, и мне тут же стало неловко за мои в сердцах брошенные слова. Вот как бывает: прекрасная фигура, дорогие сапоги, роскошная машина – и нет зрения.

 – Извините, – пробормотала я. – Я не знала.

 Она сказала мягко:

 – Ничего. Конечно, вы не могли знать. – И тут же снова спросила с искренним беспокойством в голосе: – Как вы, девушка? Где у вас болит?

 Не так уж мне было и больно – в сущности, я больше испугалась, чем ушиблась, а чуткие участливые руки слепой незнакомки почти исцелили меня.

 – Да ничего страшного... – начала я, поднимаясь.

 И тут же совершенно неожиданно асфальт качнулся под моими ногами, а перед глазами всё застлала пелена из каких-то взрывов, и на мгновение я перестала ощущать своё тело – будто солнце скатилось с неба мне прямо на макушку. Некоторое время мне было очень скверно: такой ужасающей, невыносимой дурноты я ещё никогда не испытывала. Понемногу вернувшимися ко мне чувствами я восприняла реальность и сделала вывод, что моё тело находится в почти горизонтальном положении, поперёк салона машины и вдоль заднего сиденья, и меня держит в объятиях, крепко прижимая к своей груди, эта великолепно сложённая слепая женщина в тёмных очках и со шрамами на лице. Поверите ли, но это было очень приятно. В её с виду тонких и изящных руках была скрыта необыкновенная сила: она держала верхнюю половину моего тела на весу, прижимая к себе, как мать ребёнка. Мою макушку обдувал ветерок, врывавшийся в открытое окно, и мы куда-то очень быстро ехали. За рулём был, как вы догадываетесь, шкаф-скандалист, обладатель коротко стриженого затылка правильной округлой формы – Рюрик.

 Немного повернув голову, я увидела большой букет сирени, воткнутый в кармашек на оборотной стороне спинки переднего сиденья. Я очень люблю сирень, и я тут же сказала об этом, хотя, признаться, мой язык ещё не очень хорошо мне повиновался. Рука слепой незнакомки протянулась и очень точным движением обхватила букет, вынула из кармашка и положила мне на грудь.

 – Возьми, милая.

 Меня не смутило и не покоробило то, что она обратилась ко мне на «ты», и даже то, что назвала меня «милой», хотя наше знакомство было ещё недостаточно долгим для этого. Скажу правду: меня покорили её объятия, обладавшие смешанным ароматом каких-то дорогих тонких духов и сирени. Она спросила:

 – Как ты?

 Наверно, в моей голове ещё не совсем прояснилось, потому что меня угораздило ляпнуть:

 – Не отпускайте меня, пожалуйста... А то я умру.

 Поверите ли, но мне тогда действительно казалось, что моя жизнь напрямую зависит от этих объятий: если они разомкнутся, то она из меня уйдёт, утечёт, как песок сквозь пальцы. Не знаю, что подумала слепая незнакомка, но её объятия стали крепче.

 – Ты не умрёшь, – сказала она твёрдо – так, что я сразу поверила. – Я этого не допущу.

 Мне пришло в голову, что сейчас самое время спросить, куда мы едем, и я спросила.

 – В больницу, – был ответ.

 Итак, я ехала в больницу, полулёжа на заднем сиденье боднувшего меня джипа, меня прижимала к себе незрячая незнакомка с великолепной фигурой, но со шрамами на лице.

 Пока мы ехали, мне стало значительно лучше, но Альбина по-прежнему очень беспокоилась: по-видимому, её напугал мой обморок. Она прижимала меня к себе, как бы боясь отпустить, а я, совсем одурев от запаха её духов и растаяв от дрожащих сиреневых гроздьев, обняла её за шею. Признаться, мне очень не хотелось в больницу, но Альбина настаивала на осмотре меня врачом. Когда Рюрик открыл дверцу, она сказала мне:

 – Подожди, я помогу тебе.

 Она вышла. Она двигалась почти как зрячая, только её голова была всегда приподнята: под ноги себе она не смотрела. Я слегка опасалась, что она споткнётся, но она не споткнулась. Выйдя из машины, она протянула мне руки:

 – Выходи потихоньку.

 Ухватившись за её руки, я неуклюже полезла из машины. И пошатнулась – то ли из-за непривычной для меня высоты джипа, то ли действительно из-за головокружения.

 – Осторожно! – воскликнула Альбина, обхватывая меня за талию. – Ты можешь идти?

 И, не дожидаясь моего ответа, перекинула мою руку себе на плечи и подхватила меня – я не успела не то что ойкнуть, но и моргнуть. Она держала меня легко, как будто я была тряпичной куклой, а не человеком из плоти и крови, который кое-что весит – в моём случае, пятьдесят восемь килограммов плюс букет сирени. Что я могу сказать? Я снова близко увидела её сглаженные шрамы, но глаз за тёмным щитком очков не могла разглядеть – их как будто вообще не было. Наверно, именно в этот момент я впервые что-то почувствовала, но тогда я сама ещё не понимала, что это значило. Могу лишь сказать, что это был начальный момент её превращения из Альбины Несторовны в Алю.

 Признаюсь, то, как она преодолела ступеньки крыльца, ускользнуло от моего внимания, слишком поглощённого ощущениями от рук Альбины и жутковатой темноты её очков, скрывавшей её слепые глазницы. Окутанная облаком аромата её духов, я даже не чувствовала знакомого всем противного больничного запаха, царившего в этой обители телесных страданий, и не замечала взглядов других страждущих, пришедших сюда, в отличие от меня, на собственных ногах и чувствующих себя гораздо хуже меня. Рюрик, как атомный ледокол, проделал нам путь к заветному окошечку.

 Но не всё было так просто. У меня был при себе паспорт, но не было страхового полиса, и получение мной медицинской помощи было под угрозой срыва: между мной и врачом встала преграда в виде тётки в регистратуре. Я уже была готова сдаться, тем более что на нас были устремлены злобные взгляды тех, у кого была с собой требуемая бумажка.

 – Какой полис? Вы что, не видите – человек только что получил на улице травму! – возмутилась Альбина.

 – Надо было вызывать «скорую», – невозмутимо ответила непробиваемая тётка. – А здесь такой порядок.

 Альбина сказала:

 – Рюрик, реши вопрос.

 И так она это сказала – таким ледяным и спокойным голосом, что можно было подумать, будто она отдала приказ Рюрику устранить регистраторшу физически. Наверно, тётка так и подумала, потому что заметно напряглась, когда Рюрик сунул руку за пазуху. Но он достал оттуда не пистолет с глушителем, а какую-то зеленоватую бумажку. Взяв мой паспорт, он вложил бумажку в него и просунул тётке в окошечко.

 – Вот наш полис. В какой кабинет нам обратиться?

 Тётка открыла паспорт, глянула в него и посмотрела на нас такими глазами, будто увидела там фотографию собственной персоны в обнажённом виде. Её губы покривились и растянулись, как будто через них пропускали электрический ток, и даже не выговорили, а выплюнули: