Серебряный Ашолотль - Анна Альфредовна Старобинец
Серебряный Ашолотль читать книгу онлайн
Об изнанке реальности и о реальном мире, который куда страшнее потустороннего.
«Шолот – в ацтекской мифологии демон с собачьей головой, покровитель уродов и монстров, проводник в мир мертвых. По одной из древних легенд, в начале времен Шолот совокупился с Ледяной Саламандрой, умевшей находиться в огне, не сгорая, а также с Огненной Рыбой, умевшей поджигать море, и втроем они породили дитя, которое стало бессмертным, ибо умирая, не умирает, но перерождается в нечто иное. Однажды дитя Шолота проголодается и превратится в того, кто сожрет весь мир – и после ряда эпидемий и войн настанет конец времен. Согласно древнему календарю ацтеков, конец времен случится в этом году».
Анну Старобинец называют королевой хоррора за мрачные антиутопии для взрослых читателей. С ее творчеством знакомы все ценители магического реализма, а некоторые критики считают, что именно с нее начинается традиция нового русского ужаса. Сама же писательница говорит, что использует фантастику только для того, чтобы точнее рассказать о том жутком, что таится внутри нас.
Три факта:
1. В сборник вошли как ранее неизданные, так и новые рассказы королевы русского хоррора. В аудиокниге голосом автора озвучены «Инкуб», «Линия матери» и «Крио».
2. Леденящая душу притягательная проза о конце света, который уже почти наступил.
3. Иллюстрации Ольги Медведковой.
Он пошел налево – по сводчатому старинному коридору, по скользким лестницам, становившимся все у́же и круче, по другим коридорам с обледеневшей кирпичной кладкой и свисавшими с арочных сводов сталактитами, вдоль зеленой толстой трубы, покрытой инеем и наледью, потом вдоль красной трубы. Он спускался все ниже, переступая через смерзшиеся мотки проволоки и проржавевшие, брошенные поперек прохода стремянки, огибая бурые хитросплетения подводок и вентилей, облепленные сосульками, как вспоротые и вывешенные на морозе кишки великана. Пахло сыростью, землей и почему-то гнилой картошкой. Шимон спустился еще на один уровень вниз по металлической лестнице и пошел вдоль косо, под наклоном установленной голубой трубы по узкому лазу, пригибая голову, чтобы не задевать потолок. Пару раз он, поскользнувшись, упал, и чуть не разбил мобильник – но вроде бы обошлось. Сигнала не было – его и не могло быть на такой глубине, – но фонарик исправно работал, только вот телефон из-за этого фонарика стремительно разряжался.
Голубая труба привела Шимона в грот Спрута. Это не было официальным названием, Шимон понятия не имел, как называется грот, но для себя так назвал. Потому что труба оканчивалась чем-то очень похожим на железного спрута, воздевавшего более узкие, чем основная труба, извивающиеся, заледеневшие, голубые щупальца-трубы вверх и вонзавшего их в круглые дыры в сводчатом потолке. У основания каждой из голубых труб крепилось по вентилю – и Шимон подумал, что вдруг это не вентили, а рули, которые управляли движением щупалец, и попробовал их даже покрутить, но вентили промерзли и не поддались.
Пол в гроте Спрута был с одной стороны разломан и вскрыт, и от свинцового туловища спрута к разлому вела глубокая, присыпанная заиндевевшей землей траншея. И там, в траншее, на тонком, как слой пудры на шоколадном маффине, налете инея Шимон увидел следы. Отпечатки перепончатых лапок амфибии. Два ряда следов, разделенные тонкой, волнистой линией, прочерченной, вероятно, хвостом.
Мобильник противно пискнул, требуя подзарядки. Три процента. Надо бежать назад, пока он совсем не сел. Пока фонарик работает. Следы исчезали в центре траншеи – как будто тварь нырнула под землю, оставив после себя крошечный кратер. Мобильник снова пискнул, и фонарик потускнел, перейдя в режим экономии энергии. Шимон надел на укушенную руку перчатку, чтобы столбняк не попал через рану в кровь, и осторожно разгреб кусочки замерзшей грязи в том месте, где обрывались следы. Под слоем грязи оголилась культя распиленной серебристой трубы, и на поверхности ее, прямо рядом с черным, вонявшим плесенью зевом, в тусклом свете фонарика Шимон увидел выгравированную на позеленевшем серебре надпись:
Въ сей трубѣ во вѣки вѣковъ замурованъ демонъ, близъ острова Тобаго изловленный, Ашолотль Серебристый (Axolotl Teocuitlatl) именуемый, въ даръ государынѣ императрицѣ Аннѣ Іоанновнѣ супругомъ преподнесенный.
– А вот и не во веки веков, – сказал Шимон вслух, но не себе, а сам не понимая кому; у него было ощущение, что в гроте он не один. – Ремонтники распилили трубу.
Шимон сдернул перчатку, дрожащими пальцами включил камеру и попытался сфотографировать надпись для журнала «Сайенс», но не смог сфокусироваться: слишком темно, а вспышка не хотела работать – вероятно, из-за фонарика. Шимон выключил фонарик, но вспышка не заработала. На экране мобильного появилась надпись «функция вспышки недоступна, зарядите устройство». Тогда Шимон сфотографировал надпись без вспышки, но для телефона это оказалось последней каплей: коротко пискнув, он выключился совсем, и Шимон оказался в кромешной, холодной тьме.
И во тьме он услышал тонкий, почти невыносимый, как вилкой по стеклу, скрежет, и внутри его головы сквозь этот скрежет раздался шепот:
«мне нуж-жна вода
под с-самсоном с-слиш-шком мало талой-й воды»
А потом Шимону в глаза ударил ослепительно-яркий свет фонаря и пронзительный тонкий скрежет и шепот мгновенно стихли, утонув в разъяренном оре охранника. Его ор разбивался о стены и низкие своды грота, разлетался на куски, и эти куски метались вокруг Шимона в напрасных поисках выхода, и сталкивались друг с другом, и дробились на все более мелкие части:
– Идиот!.. иот!.. от!.. т-т!.. Урод!.. род!.. от!.. т-т!.. Придурок!.. дурок!.. урок!.. рок!.. ок!.. к-к!.. Ну ты получишь!.. ты получишь!.. получишь!.. лучишь!.. чишь!.. ишь!.. ш-ш!..
* * *
Мать не орала. Только прошипела по-змеиному, когда охранник и историчка передали ей Шимона с рук на руки, что он вес-с-сь в отца, такой же не думающ-щ-щий ни о ком, кроме с-с-себя, ч-ч-человек, – а потом и вовсе перестала с ним разговаривать. Ходила по дому с застывшим, бледным, безжизненным, как у отрубленной головы Лернейской гидры, лицом, и если обращалась к Шимону, то только, как она сама это называла, в рамках материнских обязанностей: «еда на плите», «запись в поликлинику на укол в пятнадцать ноль ноль», «пора спать».
От столбняка Шимон был уже привит, а от бешенства оказалось всего-навсего шесть, а вовсе не сорок уколов, и не в живот, а в плечо. Он попытался и матери, и в поликлинике медсестре объяснить, что и эти шесть уколов ему ни к чему, потому что укусила его не белка, а амфибия, которая вылезла из разлома в трубе после трехсотлетнего сна, и что это земноводная тварь, а земноводные не переносят бешенство. Как доказательство существования твари он попытался предъявить им снятый там, в гроте, кадр с гравировкой на серебряной трубе – но оказалось, что без вспышки фото вообще не вышло и в памяти телефона остался только мутный темный квадратик.
Они ему, конечно же,
