Ужас в ночи - Эдвард Фредерик Бенсон

И наконец, что больше всего нас интересует, возможность столкнуться с весьма странными явлениями.

События, о которых пойдет рассказ, начались четыре дня назад, когда внезапно скончался Абдул-Али, старейший обитатель деревни, богатый летами и деньгами. Количество и того и другого наверняка было несколько преувеличено, и тем не менее его родственники неизменно утверждали, что лет Абдул-Али столько же, сколько у него английских фунтов, а именно сто. Удачная законченность этой цифры не оставляла пространства для сомнений и стала неоспоримой истиной, когда не прошло еще и суток с кончины старца. Однако тяжелая утрата вскоре повергла его родню из благочестивого смирения в полное отчаяние, поскольку ни одного из этих английских фунтов, ни даже их менее удовлетворительного эквивалента в банкнотах – которые по истечении туристического сезона считаются в Луксоре не слишком надежной разновидностью философского камня, способной, впрочем, при благоприятных обстоятельствах превращаться в золото, – не обнаружилось. Абдул-Али, проживший сотню лет, умер, сотня соверенов – не исключено, что в виде ежегодной ренты, – умерла вместе с ним, и его сын Мухаммед (который в преддверии знакового события авансом пользовался определенным уважением соплеменников), по общему мнению, посыпал голову куда большим количеством пепла, чем приличествует горю даже самого искренне любящего сына.

Абдул, боюсь, не мог претендовать на стереотипное звание уважаемого человека, и, хотя был богат летами и деньгами, его благочестие оставляло желать лучшего. Он пил вино при любой возможности, ел когда душа пожелает в дни Рамадана, имел, по слухам, дурной глаз, а в последние часы жизни его навестил пользующийся дурной славой Ахмет, который, как всем здесь известно, практикует черную магию и, не исключено, промышляет куда более мерзким делом, а именно ограблением мертвецов. Ведь, хотя передовые ученые общества борются за привилегию разграблять захоронения древних египетских царей и жрецов, грабить трупы современников считается в Египте гнусностью. Мухаммед, вскоре перешедший с посыпания головы пеплом к более естественной форме выражения горя, а именно к грызению ногтей, по секрету признался нам, что подозревает, уж не выведал ли Ахмет, где хранятся отцовские деньги. Тем не менее тот выглядел ничуть не лучше других, когда его пациент, пытавшийся что‐то ему поведать, умолк навсегда, и подозрение в том, что Ахмету известно, где хранятся деньги, вскоре сменилось в умах тех, кто обладал достаточной компетенцией для оценки его характера, смутным сожалением о том, что ему не удалось выведать этот чрезвычайно важный факт.

Итак, Абдул скончался и был предан земле. Все мы присутствовали на его поминках и съели куда больше жареного мяса, чем полагается человеку в пять часов пополудни жарким июньским днем, а потому мы с Уэстоном, не нуждаясь в ужине, после верховой прогулки в пустыне остались дома, где беседовали с Мухаммедом, сыном Абдула, и Хуссейном, младшим внуком Абдула, юношей лет двадцати, который служил нам лакеем, поваром и горничной в одном лице. Мы угощали их кофе и сигаретами, поскольку Хуссейн, хотя и был нашим слугой, являлся также сыном человека, чьим гостеприимством мы пользовались на поминках. С горестью родственники Абдула поведали нам о судьбе пропавших денег и пересказали скандальные слухи о слабости Ахмета к кладбищам. Когда Мухаммед с Хуссейном ушли, явился Махмут – наш конюх, садовник и помощник на кухне.

Махмут точно не знает, сколько ему лет, но предполагает, что двенадцать, и у него до крайности развита некая оккультная способность сродни ясновидению. Уэстон (который состоит в Обществе исследователей сверхъестественного и трагедией всей жизни которого является разоблачение миссис Блант, ложного медиума) считает, что способность Махмута – чтение мыслей, и записывает ее проявления в надежде, что эти записи могут в дальнейшем представлять исследовательский интерес. Однако, на мой взгляд, чтение мыслей не вполне объясняет то, что произошло после похорон Абдула, поэтому я вынужден полагать одно из двух: либо Махмут владеет белой магией, что есть термин весьма широкий, либо все это чистое совпадение, что есть еще более широкий термин, охватывающий в одиночку все необъяснимые феномены на свете. Для совершения белой магии Махмут прибегает к простому методу – гаданию на чернилах, о котором многие наверняка слышали. Происходит это так.

На ладонь Махмуту наливают каплю черных чернил или – в связи с тем, что чернила нынче дороги, так как последний почтовый транспорт из Каира с нашими канцелярскими принадлежностями сел на мель, – кладут кусочек черной клеенки диаметром около дюйма, прекрасно выполняющий ту же задачу. Махмут созерцает черное пятно. Минут пять-десять спустя его обезьянье личико утрачивает привычное выражение живой сообразительности. Совершенно окаменев и не отводя широко раскрытых глаз от клеенки, Махмут рассказывает нам о своих необыкновенных видениях. Все это время его поза остается неизменной, и он не сдвинется ни на волосок, покуда с ладони не смоют чернила или не уберут клеенку. Тогда Махмут поднимает голову и говорит «халас», что означает «кончено».

Мы наняли Махмута вторым повелителем домашнего хозяйства всего две недели назад, и в первый же вечер, закончив работу, он поднялся к нам, заявив: «Я покажу вам белую магию. Дайте чернил», – и принялся описывать прихожую нашего лондонского дома, утверждая, что у крыльца стоят два коня, мужчина и женщина выходят наружу, кормят их хлебом и садятся верхом. Ситуация была настолько вероятна, что следующей же почтой я написал матери с просьбой описать, что именно она делала и где находилась в половине шестого вечера двенадцатого июня. В это время в Египте Махмут рассказывал нам, как «ситт» (дама) пьет чай в комнате, которую он описал в мельчайших подробностях, и я с нетерпением жду ответа. Уэстон объясняет этот феномен тем, что в моих мыслях или, точнее, в моем подсознании присутствуют определенные образы известных мне людей, и я тем самым делаю загипнотизированному Махмуту невербальное внушение. Я считаю, что это не объяснение: никакое подсознательное внушение с моей стороны не побудит моего брата отправиться на прогулку верхом ровно в тот момент, когда об этом рассказывает Махмут (если подтвердится, что его видения хронологически верны). Поэтому я предпочитаю смотреть на вещи непредвзято и готов поверить чему угодно. Впрочем, о последнем видении Махмута Уэстон рассуждает не так спокойно и научно; более того, с тех пор как это произошло, он почти перестал убеждать меня вступить в Общество исследователей сверхъестественного, чтобы избавиться от дремучих суеверий.

Махмут не практикует в присутствии своих соплеменников, объясняя это тем, что если рядом окажется человек, владеющий черной магией, и догадается, что Махмут владеет белой магией, то может заставить духа, повелевающего черной магией, убить духа белой магии, так как