Глаз идола (сборник) - Блэйлок Джеймс

— Но все сразу? — удивился Табби. — И прислуга тоже?

— А кто сказал, что и прислуга не приложилась к пуншу? — спросил я. — У них нет иммунитета к очарованию теплого спиртного в холодный вечер. Ставлю на Хасбро. Загадка разгадана.

— Половина загадки. Даже если предложенное объяснение верно, — покачал головой Сент-Ив. — Другая половина куда занимательнее.

— Какая другая половина? — спросил я.

— Чья рука вызвала это безумие и, конечно, зачем?

Профессор выглядел отстраненно-воодушевленным, будто что-то пришло ему на ум, глаза его заблестели. С минуту я ждал, что он выдвинет какую-нибудь неожиданную, освещающую всё теорию, но тут пробили часы, и мы всерьез принялись за еду — времени до поездки на вокзал почти не оставалось. С едой, скользящей по пищеводу, Табби явно забыл все свои печали и согласился со мной, что удачей было снести голову Чучелу кабана, а не с плеч адмирала Пиви; после третьего стакана эля он хохотал над всей ситуацией, размахивал своей палкой и настаивал, чтобы я изобразил кабана, к вящей потехе клиентуры Биллсонов. Я отклонил предложение. Миссис Биллсон поставила на стол пудинг и нарезала его, смородиновый джем потек пурпурной рекой, и мне показалось, что любые наши неприятности сможет выправить эта изумительная триада — пирог с почками, пудинг и пинта эля.

ГЛАВА 2

КОММИВОЯЖЕР

Десять минут спустя мы вышли в дождливую ночь, укрываясь под зонтами, в значительно улучшившемся состоянии духа, хотя скоро Сент-Ив снова погрузился в озабоченное молчание, так как ужасный момент приближался. Хасбро и Табби шагали впереди, что дало мне возможность сказать нечто полезное моему другу.

— Отдайтесь на милость ее суда, — посоветовал я ему. — Это самый гладкий путь, ведущий к примирению с женами. Выбрав его, встретите меньше колючек и гвоздей. Не могу похвастать личным опытом, но я хорошо начитан в этом вопросе. И здравый смысл поддерживает мой довод.

— Я намерен так и поступить, — ответил Сент-Ив. Некоторое время он шел молча, а потом сказал: — Если Элис примет меня обратно, то я…

— Не говорите чепухи! — воскликнул я, взбодренный, может быть, пудингом. — Из какого это «обратно»? Она вас никуда не отсылала.

— Пока еще нет, — вздохнул он печально. — Пока еще нет.

— Тогда молитесь, чтобы ваши сомнительные предчувствия не оправдались. Думая о зле, вы иногда его вызываете, ну и наоборот. И извините, что я позволяю себе учить вас, но вы недооцениваете миссис Сент-Ив. Я предлагаю начать, взывая к лучшим сторонам натуры Элис и вашей собственной, если на то пошло. Вы же просто не могли бросить Бауча на растерзание. Элис это знает.

Сент-Ив долго смотрел на меня, а затем кивнул.

— Ты, в общем, прав, — сказал он. — Отличным подтверждением твоей теории служит наше несчастное путешествие в Данди. Конечно, я попрошу у нее прощения и не стану упорствовать в своих заблуждениях. Мы их не заслуживаем, понимаешь?

— Имеете в виду жен?

— Да. Немногие из мужчин стоят тех женщин, на которых женаты.

— Вот именно это и скажите. Дайте ей шанс согласиться с вами. Это ее очень подбодрит.

В этом духе мы продолжали болтать некоторое время, не обращая внимания на происходящее вокруг, пока смутно не осознали, что мы уже на Виктория-стрит и широкая арка огромного вокзала выгибается над нами. Кареты и экипажи, запрудившие бульвар, громыхали во всех направлениях, гомонили люди, выходившие из здания и входившие в него сквозь двери, освещенные газовыми фонарями, мерцавшими на сыром ветру. Зонтики наши были всё еще раскрыты, хотя дождь кончился, чего мы не заметили. Не представляю, сказал ли я Сент-Иву что-нибудь, что можно было оценить дороже двух шиллингов, но, возможно, я хотя бы отвлек его от себя самого, что уже было хорошо.

Хасбро и Табби уже были в зале, и мы, исполнившись решимости, нырнули следом в суету и шум толпы, улавливая шипение локомотивов, запахи мокрой шерсти и машинного масла. Пришло время, и поезд Элис медленно вкатился на станцию, завершая свое путешествие. Двери открылись, выпуская множество людей из Кройдона, Танбридж-Уэллса и прочих населенных пунктов юга страны; прибывшие уверенно пробирались наружу мимо штабелей багажа. В течение нескольких минут мы были уверены, что среди них вот-вот появится Элис. Затем толпа схлынула, а платформа опустела. Некоторое время никого не было, пока не показался последний пассажир — по виду путешествующий коммерсант, с головой-тыквой, глазами, похожими на вареные яйца, и громадным чемоданом. Вот и конец исхода. Элис не было.

— Джентльмены! — воскликнул коммерсант, решительно подруливая к нам. — Точное время — залог удачного путешествия.

Он поднял чемодан обеими руками и встряхнул; четыре стальные телескопические ноги выскользнули из днища. Из крышки чемодана неожиданно выскочил скрытый ящичек, явив выложенные бархатом стенки и дно, усыпанное пыльными, потускневшими карманными часами. Коммивояжер улыбнулся зубастой неубедительной улыбкой, в одно мгновение поставив лоток и открыв свою торговлю.

Сент-Ив был полностью уверен, что вечер обернется чем-то неприятным, и даже ожидал этого, но неприезд Элис был хуже всех его ожиданий. Он замер, моргая, в полном остолбенении, захлестываемый разнообразными эмоциями, словно сорвавшаяся с якоря лодка волнами, и, похоже, не осознавал, что перед ним, ухмыляясь ему в лицо, стоит торговец часами в поношенном твиде. Пока я подбирал слова, Табби, оценивший неуместность присутствия настырного коммерсанта, посоветовал ему: «Проваливай, парень», — тоном, рассчитанным на понимание.

— Конечно, — пискнул торговец. — Я тут подумал, что вы, вероятно, очень заняты… Я… слушайте! — воскликнул он, вдруг подаваясь вперед и вглядываясь в профессора. — Вы, случайно, не тот парень, Сент-Ивус? Постойте! Я, кажется, догадался! Мне тут свезло натолкнуться на ваш портрет в «Графике», сэр, несколько месяцев назад. История про какой-то громадный скелет?.. На берегу реки. Вроде там, в Германии. Честь для меня, сэр.

Коммивояжер протянул руку, преданно глядя на Сент-Ива. Затем его лицо медленно приобрело сочувственное выражение.

— Просим вашего прощения, — сказал он уже спокойнее, — но не ждете ли вы пассажиров из Хитфилда? Вы кажетесь подавленным заботой, как это говорится.

— Что вам известно пассажирах из Хитфилда? — спросил я его.

Признаюсь, мне не очень понравился этот тип, хотя я сам писал отчет, напечатанный в журнале «График», касающийся нашего исследовательского путешествия по Дунаю, из которого мы вернулись с громадной человеческой бедренной костью и нижней челюстью, усаженной зубами величиной с костяшки домино. По крайней мере, нашему коммивояжеру хватило мозгов, чтобы прочесть статью.

— Только то, что на поезде не было пассажиров из Хитфилда, приятель! — с нехорошим смешком ответил он. — Не сегодня вечером. Поезд прошел Хитфилд, как скаковая лошадь. Едва сбавил ход.

— А почему так вышло? — спросил Табби. — Чертовски странное поведение для поезда.

Торговец помедлил, а потом заговорщически глянул вокруг.

— Все держат язык за зубами, — сказал он вполголоса. — На юге скупы на слова, понимаете? Какая-то зараза, наверное.

Эти слова привлекли внимание Сент-Ива.

— Зараза? — переспросил профессор. — Какого рода?

— Не знаю подробностей, — ответил торговец. — Но, по правде говоря, в моем бизнесе я общаюсь с некоторыми… интересными людьми, так сказать. И один из этих парней нашептал мне, что городишко в один миг стал здоровенным бедламом, всё население съехало с катушек и поползло на четвереньках. Безумие полными ведрами. Хаос на улицах. Я бы не остановился в Хитфилде ни за что — из страха получить дозу того самого. И попомните мои слова, теперь, когда я знаю то, что знаю, завтра утром поеду в Гастингс через Мейдстоун, а не через Танбридж-Уэллс.

Сент-Ив, казалось, прокручивал в голове новости, Хасбро жестом поддержки коснулся его руки. Мы переглянулись: рассказ Табби о недавнем ужасе был еще свеж в памяти каждого.