Дар (Посвящение. Ритуал) - Диана Волкова

вопросов. Что связывало Федерика с этим удивительным человеком? В какой момент они подружились? На чём строилась их дружба?

Однако, пообщавшись с Арманом во время первого общего сбора в шале, Ивонн пришла к неоднозначным выводам.

Во-первых, она поняла, что творчество этого писателя не имеет к его личности прямого отношения: он – ни по роду своих занятий, ни в жизни – никогда не не сталкивался с чем-либо, хотя бы отдалённо относящимся к этому жанру. В отличие от Микаэля, который много лет служил детективом в одном из провинциальных отделений полиции.

Во-вторых, что немаловажно, она узнала, что с Федериком их связывала не только почти полувековая дружба, но и общая трагедия. Они оба в молодости были увлечены одной девушкой, которая в очень юном возрасте пропала при необъяснимых обстоятельствах. Может быть, именно эта трагедия стала для Армана ключевой в выборе рода занятий.

Он стал писателем, будучи довольно зрелым человеком: свою первую книгу написал, когда ему было сорок два. До того момента он работал на кафедре биохимии: ничем не примечательный биолог, обычный педагог, никаких значительных трудов или публикаций, всё достаточно заурядно.

Но именно этот факт в жизни Армана и будоражил воображение Ивонн. Она чувствовала, что наверняка что-то случилось в тот период, что-то из ряда вон выходящее, что вдруг подвигло его внезапно сменить род занятий и начать писать детективы. И это «что-то» было напрямую связано с Федериком.

Ни тот, ни другой так и не ответили на её расспросы, всякий раз они только переглядывались и многозначительно ухмылялись. На тот момент Ивонн уже успела узнать Мастера настолько хорошо, чтобы понять: дальше расспрашивать смысла не имеет. Он либо сам ей расскажет, когда придёт время, либо не посчитает это важным и просто снова её проигнорирует.

А в процессе общения с Арманом Ивонн всё больше убеждалась, что он способен спокойно и уверенно влезть в мысли человека настолько, что мог буквально управлять сознанием, вкладывать в голову свои мысли, манипулировать.

Тихий вкрадчивый голос и замкнутый образ жизни закоренелого интроверта никак не вязались с его динамичным образом жизни и внешностью: раскидистые широкие плечи и руки, горделивая осанка, открытый лоб, слегка навыкате огромные карие глаза, смотревшие на собеседника прямо, почти не моргая.

В этом и состояла его особенная магия: он действовал крайне деликатно, но всегда неожиданно, стремительно и наверняка. По его манере держаться и по плавным движениям невозможно было угадать, когда наступит тот самый момент для действия.

Ивонн могла поклясться, что именно Арман тогда был в её видении, когда змея, укусившая её подругу, перевоплотилась в человека, которого она видела только со спины, но настолько отчётливо считала этот образ в его ауре, что сомнений не оставалось. Это действительно был Арман.

В этой странной компании существовал свод негласных правил, который обязывал всех участников соблюдать конфиденциальность относительно своих действий, поступков вне ковена. Не принято было также обсуждать своё участие в других ритуалах, кроме тех, которые они проводили вместе.

Но это вовсе не означало, что они не видели или не знали друг о друге всё, хотя и невольно: во время репетиций и погружения в общий транс они сливались воедино, и сущность каждого уже не могла скрываться за земной оболочкой.

Они узнавали правду друг о друге постепенно, ненавязчиво, это знание становилось частью общего процесса и одновременно их общей тайной. Не оставалось ничего, что могло в обычной жизни быть сугубо личным. Поэтому и расспрашивать друг друга о чём-либо не имело смысла.

Было ясно и так: в своё время всё то знание, которое будет необходимо, придёт. Оно появится так же неожиданно и естественно, как солнце встаёт по утрам, и этот момент наступит своевременно. Нужно просто заниматься своей ежедневной рутиной, делать то, что необходимо, и надеяться на помощь высших сил.

Арман Винсент приходил в её сны в образе змея. Ивонн это знала. И Винсент знал, что она знает. Но эта тема между ними никогда не затрагивалась и не обсуждалась. Так же как Ивонн никогда не обсуждала с Федериком его перевоплощение в медведя, его месть адвокату или то, что Софи во время своих ночных выходов перевоплощалась в ворона. Несмотря на то что в тот момент Ивонн была без сознания, вернувшись, она отчётливо помнила помощь, которую получила от Софи в безлюдном лесу: это Софи вела её и показала выход.

Для своих астральных путешествий Ивонн выбрала образ волка. Этот выбор тем не менее ничем не был похож на выбор аватара в компьютерной игре, он скорее был неосознанным чувством, что именно в этом заключается её главная суть. Эта мысль доставляла Ивонн особенное удовольствие: видимо, потому, что подсознательно она считала себя женщиной Микаэля, его астральной парой. Микаэль был волком, она это тоже видела.

Оставались ещё образы, которые у Ивонн никак не получалось считать: это были Катарина, Николя и Ричард. Но больше других её заботил и мучал образ Тома ле Пона. Он почему-то не вписывался в общую картину, неосознанно она всякий раз причисляла его к аутсайдерам, словно он оказался в этой компании случайно, в результате какой-то чудовищной ошибки.

Уже в который раз за день Ивонн отмахнулась от навязчивой мысли о Тома и снова попыталась сосредоточиться на состоянии транса. Главным условием вхождения в него было освободиться от мыслей совсем, прекратить внутренний монолог. Но мысль навязчиво возвращалась, не давала покоя, и Ивонн поняла, что это не рядовая мысль, каких бывает множество, а откровение.

У неё никогда не получалось отследить цепочку мыслей, которые привели к той самой, конечной. Ивонн осознала, что за этим откровением кроется что-то очень важное, в чём следовало разобраться. Но, как ни старалась, пока не могла определить, что именно.

Одно было бесспорно: у Тома не было тотема. И не могло быть по определению. А это означало только одно. У него не было души.

«Умница девочка!» – голос Армана в своей голове Ивонн услышала впервые. Она встрепенулась, невольно посмотрела в его сторону, но Арман своим видом никак не выдал их «общение».

Он по-прежнему сидел в кресле, раскинув руки и слегка наклонив голову, подбородок почти касался груди. Он был в глубоком трансе.

«Видимо, не я одна сделала этот вывод относительно Тома», – подумала Ивонн, но тут же осеклась. С этого момента им всем надо было соблюдать особую осторожность даже в собственных мыслях. Нельзя допустить, чтобы Тома каким-то образом узнал о том, что его раскрыли.

Это открытие многократно усложняло задачу, но Ивонн уже привыкла в своей жизни и