День Благодарения - Илья Витальевич Горячев

сне и включила радио. Помещение до краёв наполнилось звуками ретро-мелодии – “If you’re going to San-Francisco”[121]…

– Согласись, это очень умеренные условия в сложившихся обстоятельствах, – металл в голосе Ави уступил место более тёплым ноткам. Он обернулся и кивнул девушке, одобряя её музыкальный выбор.

– В общем-то, да, большинство позиций более-менее приемлемы, хотя эмоционально и пренеприятны, а вот, что касается выборов… – Профессор покачал головой. – Я не могу ничего гарантировать – это воля народа, сам понимаешь.

Ави Фридман брезгливо поморщился.

– Не юродствуй, прошу тебя! Со времён босса Твида[122]и Таммани[123] ничего не изменилось, да и никогда не изменится. Вам ли не знать. – Он вдавил указательный палец в исцарапанную поверхность пластикового стола. – Результаты будут в точности такими, о которых мы договоримся здесь и сейчас.

– Ты не до конца понимаешь текущую демографическую ситуацию – сейчас это уже технически невозможно, состав населения изменился радикально…

– Если нужно, перекроите избирательные округа, ну или, на худой конец, прибегните к кумулятивному[124] голосованию.

Вы же мастера в проделывании всех этих грязных трюков, ну вот и проверните их ещё раз, только теперь в нашу сторону Не мне тебя учить, – Ави откинулся на стуле и скрестил руки на груди.

Профессор Райдер помассировал виски пальцами, сделал пару глубоких вдохов и выдохов, снял очки, убрал их в футляр, обнажив слегка расфокусированный взгляд и. наконец, едва слышно ответил:

– Я не уполномочен давать окончательный ответ. Со своей стороны, в сложившейся ситуации я нахожу ваши условия относительно приемлемыми и, как по мне, так и чёрт с ним с Сантклаудом, пусть проходит в совет, раз уж выжил. Но сейчас мне необходимо вернуться в Джи-Эф-Кейбилдинг[125] и всё уточнить. – Он похлопал ладонью по обложке блокнота. – Твои мото-бандиты меня пропустят?

– Пропустят, – подняв бровь, сказал Ави и с плохо скрываемой иронией добавил, – а более честным определением нежели «уточнить» было бы переложить ответственность, правда ведь? Всегда важно заранее подложить соломки, ты ещё в школе это отлично усвоил, помнишь?

Его собеседник нахмурился, но пропустил язвительное замечание.

– Предварительно скорее да, чем нет по всем позициям, но окончательный ответ мы дадим в течение двенадцати часов. На этом всё. – Райдер отодвинулся от стола, при этом стул издал отвратительный звук шкрябающего по плитке металла, поднялся и направился к выходу.

– Ах да, забыл. – Он сделал два шага назад. Взял со стола нетронутую коробочку с куском тыквенного пирога и неожиданно резким движением отправил её в урну. – К чёрту тыквенный пирог. – Его голос был абсолютно спокоен, но черты лица резко заострились, а кожа на скулах натянулась. – Вот теперь, пожалуй, всё.

Когда дверь заведения с грохотом захлопнулась, да так, что стёкла с добрым перезвоном завибрировали, Ави улыбнулся уголком рта, извлёк из внутреннего кармана пиджака компактный спутниковый телефон и набрал номер.

– Мистер Грюнер, сэр.

– Да, Гренландия, слышу тебя хорошо. Как наши дела?

– Первый этап чаепития завершён умеренно успешно. Оппоненты уступили, но это временно, они чертовски злы и полны реваншистских настроений и до полной капитуляции ещё далеко, но пока мы сверху. Через сорок восемь часов смогу доложить подробнее лично.

– Превосходно! Отличная работа! Мои поздравления команде. И да – С Днём Благодарения!

– Спасибо, сэр. Взаимно.

Глава 25

На Потомаке всё спокойно

Олаф потёр шрам над ухом. Волосы за месяц отросли, и со стороны дюймовый розовый рубец уже совершенно не был заметен, но он продолжал ощупывать его, делая это, скорее, неосознанно, чем сознательно. Мозг быстро адаптировался к нейрочипу, процессы органического отторжения отсутствовали и даже обещанные адские головные боли в первые дни после имплантации его счастливо миновали. Пузырёк с таблетками, выданный Отшельником на этот случай, не пригодился и пылился теперь в дальнем углу письменного стола.

И хвала Одноглазому[126] за это.

Голос Шивон в голове обволакивающе нашёптывал:

– Я жду-у… Ты скоро, мой Конунг?

– Пять минут. Я почти готов, – ответил Олаф, не открывая рта. Он почти уже привык к подобному способу общения и даже больше не вздрагивал, когда «слышал» её голос неожиданно. Он опустил шторы, устроился поудобнее в глубоком кресле, закрыл глаза и прочитал про себя две строки:

Пусть страх бесчинствует окрест,

Во мне вовеки страха нет[127].

Это стихотворение целиком он знал с раннего детства, выучил во время воскресных походов на стрельбище вместе со Скарсгардом – старшим ещё тогда, когда и читать не умел, – отец утверждал, что ритм этого короткого стиха помогает очистить сознание, успокоиться и собраться, а потому Олаф выбрал именно этот отрывок в качестве ментальной команды активации нейрочипа. Он медленно досчитал до пяти и открыл глаза. Вокруг него шумела зелёная дубрава, воздух был наполнен пьянящим ароматом леса и щебетанием птиц. В паре футов от Олафа стояла искрящаяся Шивон в льняном сарафане и протягивала ему руки. Она была прекрасна, её заплетённые рыжие волосы украшал венок с вплетённым клевером, а на плече устроился бельчонок с пушистым хвостом. Олаф обнял девушку, и она утонула в его объятьях. Бельчонок деликатно убрался восвояси. Шивон прошептала ему на ухо:

– Хочешь увидеть, как я выгляжу на самом деле перед тем, как мы произнесём клятвы?

Она была само воплощение невинности, но лисья хитрость струилась в медовом голосе.

– Да, – Олаф утвердительно кивнул.

– Уверен? – Её глаза сузились.

– Да!

– Точно?

– Да, да же!

Она высвободилась из медвежьих объятий, слегка оттолкнула норвежца и, прищурившись, произнесла с особым ударением:

– Ты трижды это сказал.

На том месте, где только что стояла Шивон, вверх резко взметнулся круглый столб, сложенный из бесконечного множества прозрачных зеленоватых цифр, и скрылся за облаками, где-то там, в необозримой вышине, пронзая хрустальный купол небесной сферы. Со всех сторон раздался многократно усиленный голос, в котором гремело невероятное всеобъемлющее концентрированное превосходство:

– Что скажешь теперь, смертный?

Олаф, подбоченясь, усмехнулся. Он уже успел привыкнуть к пластичности диджитал-мира, а уж к фокусам Шивон и подавно.

– Скажу, что мне очень нравится твоё воплощение в цифровой дата-поток, особенно такого кельтского оттенка. А теперь пойдём скорее, Отшельник заждался.

Столб моментально свернулся в маленький серебристый клубок, который спустя миг с яркой вспышкой развернулся обратно уже в Шивон. Её окружало сияние, постепенно облегающее её тело и окончательно сформировавшееся в осязаемую материю в форме роскошного, туго зашнурованного платья. Олаф взял её под руку и повёл на изумрудную поляну, где под величавым трёхсотлетним дубом их уже ждал безмолвный, словно высеченный из камня, Отшельник в накинутом