День Благодарения - Илья Витальевич Горячев

там, в глубине кукурузных полей, выдавала лишь смотревшая на разбитое шоссе деревянная табличка с намалёванными белой краской крупными буквами “P.Y.O.”[94]и выразительной стрелкой. Спустя пятьсот ярдов кукурузу сменили аккуратные ряды яблонь и вишен. Напуганная шумом двигателей, стая ворон с карканьем поднялась с деревьев.

Рифы на банджо резко смолкли, и из колонок раздался напряжённый голос Флеш:

– Здесь что-то не так. Вишню должны были убрать дней десять назад, она уже осыпалась наполовину, и эти птицы, которых никто не гоняет…

– Согласен, – зрачки Олафа сузились, – Иван, слышишь нас?

– Да.

– Давайте вперёд, проверьте там всё.

– Принято.

Четыре мотоцикла резко зарычали и вырвались вперёд.

Когда через пару минут джип остановился у добротного бревенчатого дома, оттуда уже выходили Флеш и Рэднек с М4 в руках. Оставшиеся пять байкеров спешились и, взяв оружие наизготовку, приступили к осмотру территории.

– В доме пусто, – Флеш подошла к джипу, – на двери следы взлома и в гостиной всё кувырком.

Олаф кивнул.

– Где Иван и Март?

– Осматривают амбар, а потом и прочие сельхозпостройки хотели обшарить, на всякий случай, – Флеш кивнула в сторону огромного строения позади дома.

– А что это за круги на амбаре? – Хлоя указала на тщательно выведенные белой краской знаки на воротах и под изломанной крышей с широченным слуховым окном для сена.

– Я читал про такие. Правда, в Пенсильвании, – сказал Клод, – это североевропейские обереги от дурного сглаза и колдовства.

– Винтерверпы переехали сюда как раз из Пенсильвании лет восемь назад, – Олаф кивнул сам себе, – они амиши, потому и связи с ними не было, только письма с курьерами. С одной стороны, это надёжно, уж они-то ни к компьютеру, ни к телефону не прикоснутся, но с другой, вот они исчезли, и мы даже не знаем, когда…

– Мы тут кого-то нашли, – из-за угла дома вышел Иван, а следом за ним Мартемьян, у него на плече устроился белокурый мальчонка лет трёх, которого он придерживал левой рукой, а правой бережно вёл синеглазую девчушку лет шести. Дети были чумазыми и испуганными.

– Прятались на сеновале, – пояснил Иван, – сидели, как мышки, мы бы ни за что их сами не нашли, но Мартемьян им чем-то глянулся – сами к нему вышли.

Флеш и Хлоя одновременно бросились к ним навстречу – одна сняла с плеча мальчика, а другая присела перед девочкой. Когда-то белоснежный, накрахмаленный чепец девчушки измялся, съехал набок, а кончики лент приобрели ржавый оттенок.

– Меня зовут Диана, а как тебя зовут? – Флеш смочила платок водой из бутылки и принялась обтирать физиономию мальчишки. Малыш беззащитно улыбнулся.

– Он ещё маленький и не говорит по-английски, только по-нашему знает, – голос девочки оказался на редкость серьёзным, – его зовут Натаниэль, ему два с половиной, а я Ревекка. Мне в прошлое воскресенье исполнилось шесть.

– А я Хлоя, – она достала два батончика «Херши» из рюкзака и, не дожидаясь ответа, протянула их ребятишкам, – дети, будете шоколад?

Те взяли их и недоумённо стали крутить в руках. Было видно, что с таким они раньше не сталкивались. Флеш улыбнулась и помогла детишкам справиться с упаковкой. Они осторожно попробовали шоколадки на вкус и на их лицах расцвели робкие улыбки.

– Клод, бери Флеш и Хлою, идите в дом, накормите детей и пообщайтесь. Иван, Март – с ними. Я распределю людей по периметру и присоединюсь к вам. – Олаф отвернулся и отошёл.

Первым в дом вошёл Мартемьян, остальные за ним. Внутри огляделись – простая деревянная мебель, утварь будто из XVIII века, никакого намёка на технику, ну или хотя бы архаичные телефон и радио.

– Истовые тут люди живут, без подмесу, – по-русски сказал Мартемьян, осмотревшись, – хоть образов и нет, а сразу видно, что тут табашника и за деньги не накормят.

– Что, чика[95], Март говорит? – шепнула Флеш Ивану.

– Одобряет, – вполголоса ответил Иван, – добрые христиане, говорит, тут живут, сразу видно.

– А что-то про табак он сказал, я не разобрала, это к чему?

– Дядя Мартемьян на этом свете боится только табачного дыма. Говорит, что все, кто дым изо рта пускают, будут в геенне огненной вариться, в котле с кипящим маслом. Ну или сковороду раскалённую лизать двести лет. Это в зависимости от его настроения.

Детей усадили за большой дубовый стол. Мартемьян быстро разобрался с плитой, развёл огонь и закинул внутрь два совка угля из мешка, стоящего рядом. Хлоя набрала воды в пузатый старомодный чайник и поставила его на плиту, а Флеш провела быстрый аудит кухонных шкафов и обнаружила муку, кленовый сироп, чашки, какао и сахар. Когда она выставила семь чашек на стол, мальчик что-то сказал по-голландски, Диана улыбнулась ему и, не отводя от него глаз, переспросила у его сестры:

– Ревекка, что он говорит?

– Натаниэль говорит, что нужна ещё одна чашка. Для его «оборвыша Энди», – девочка указала на тряпичную рыжеволосую куклу, которую её брат достал откуда-то из-под рубашки, – брат с ним никогда не расстаётся.

– А где твоя «оборвашка Энн», – Хлоя обернулась от плиты, – у меня тоже в детстве была такая же кукла.

– Моя в спальне, – девочка укоризненно на неё посмотрела, – я же уже большая. К тому же теперь у меня есть Пушистик.

– А это кто? – спросила у неё Диана, пододвигая ещё одну чашку маленькому Натаниэлю.

– Пушистик – наш кот. Точнее, мой. Мне его подарили в прошлое воскресенье. Он всегда в это время охотится. Он жил с нами в амбаре всю неделю. С ним нам было не так страшно, – охотно и обстоятельно рассказывала девчушка.

– А почему вам было страшно, Ревекка? – Диана приобняла её и погладила по голове, одновременно переглянувшись с Клодом, который одними губами произнёс:

– Аккуратнее.

У девочки на глазах выступили слёзы.

– Чёрные люди… – она проглотила ком и с трудом удержалась от плача. – Они забрали маму и папу. Ночью. Мама успела спрятать нас в амбаре. Сказала, что злые нас там не найдут. Не смогут найти, потому что знаки. Мама сказала нам сидеть тихо и ждать хороших, а ещё сказала, что они с папой вернутся, – тут девочка не удержалась и разревелась. Увидев это, к ней присоединился её брат. Клод что-то шепнул Диане на ухо, та кивнула. Когда девочка чуть успокоилась, Флеш вытерла ей глаза и дала платок, чтобы та высморкалась.

– Ревекка, прости меня, но я должна это спросить… – девочка кивнула. – Злые люди были просто одеты в чёрное или это были негры? – на лице ребёнка отразилось недоумение.

– Она не знает, кто такие негры, – подсказал шёпотом Клод, – наверное, никогда их и не видела, а телевизоров у амишей